Завершено Приказ ставки командования III: Страх и ненависть в Бурой Трясине

[The Maker 196]

СТРАХ И НЕНАВИСТЬ В БУРОЙ ТРЯСИНЕ

 

Дата: 30 Первопада, 9:42 Века Дракона
Место: Ферелден, Бурая Трясина
Погода: брешь, топь, слякоть, в общем, самая, что ни на есть, приятная во всех отношениях
Участники: Walter Erwin Kratz, Matias Arcas, Mirey, Adalfus aus Hossberg, epic-Anderfels-men
Вмешательство: ГМ (преимущественно пассивный мастеринг)
Описание: всё больше людей Инквизиции пропадает на пути из Скайхолда во Внутренние Земли, всё больше авварских разбойников - отщепенцев виднеется в Морозных горах и близ твердыни Скайхолд. Потому, общим решением, посол и командор направляют туда отряд спасения, в основном состоящий из закалённых бойцов далёких пустынь и уже успевших показать себя солдат Инквизиции. Поначалу требованием было сражение с самой Вестницей Андрасте, но так как та до сих пор считается пропавшей без вести, крепость Харгрейв решают брать штурмом. Программа минимум: спасти оставшихся в живых и отступить; максимум — перебить всех, наладить транспортную связь и закрепиться в Бурой Трясине, как на одной из немногих нейтральных территорий между Ферелденом и авварами.

[Walter Erwin Kratz 2 104]

Трещит костёр у палаток во временном лагере, не тепла ни неся, ни света, не разбивая устойчивый, чрезмерный, забивающийся под одежду запах мертвечины и затхлости; жутким воем дальше, на юг, горизонт полнится и заброшенными, прогнившими от когда-то жилых домов досками, лишь статуя Андрасте над ними простирает свои давно никем не зажжённые длани, а как будто бы насмехается. Жалкое зрелище. Здесь всё — будто в кошмарном сне, ненадёжно, неправильно, от мертвецов защищает лишь тонкая вязь барьера да частокол, наскоро собранный, от патрулей авваров — цепкий взгляд и под боком оружие. Они не готовы, не так, как должны были быть, чтобы разрешить дело мирно, одной лишь дуэлью. Они не привели Вестницу.

 

Люди — солдаты, профессиональные борцы с разного рода ересями — все, как на иголках, столпившись у успевшей несколько раз промокнуть карты, своими делами заняты. Кто-то точит меч, кто-то вливает в бутыль реагенты для очередной целебной настойки, а кто-то — стрелы убойным ядом смазывает; не спит никто, короткая передышка — лишь оттягивание неизбежного, несколько последних дней перед штурмом возвышающейся за десяток миль на юг полузаброшенной, полуразрушенной крепости. Уже на подходе стало ясно — всё против них, от мерзопакостной погоды до тонкой завесы и мертвецкой ауры: просто так подойти и взять штурмом какую-то, на первый взгляд, развалюху — и больше брали — увы, не получится.

 

Вальтер выдыхает, кинжалом тонким ведёт по карте, от деревни до заброшенной мельницы. Именно там, в столь удобно скалистой местности, в последний раз видели пропавший отряд разведки, именно там началась эпопея, в силу своей локальности, почти не заметная основному командованию. На него смотрят многие, долго, вдумчиво, на нём, как на негласном — потому что гласный всё ещё Гриффит, а Вальтер попросту знает больше, так как целый год провёл в Инквизиции, — лидере сконцентрировано всё внимание. Правки в планы, возможность манёвров, старые донесения — как и было в далёкой пустыне Мердайн, за лета до того.

 

На него смотрят, а ему лестно и боязно, потому что подвести в первый же день, убить на первую миссию — не то, чего, посылая сюда людей, желала бы Элеонора, его матушка. Подвести её, подвести Сельму и Альтаира — подобно смерти: они слишком близки, первый шаг к возможному за столько лет союзу между югом и Андерфелсом, первая перелётная птица чего-то нового. Им умирать не положено. Пока не определится сторона лояльного круга и лояльной церкви, возможно, целой армии — особенно.

 

- Судя по последним, - хочет сказать «актуальным», но от знания, сколько уже прошло времени, горло огромным, подступившим будто бы из ниоткуда комом пережимается; хмыкает, грустно, язвительно, себя от тихого ругательства не сдерживая, - новостям, помимо мертвецов, демонов и авваров, на юго-западе Бурой Трясины расположен лагерь отступников. Понимаю, это нам никак не поможет: придётся совершить довольно большой круг, а убийство растратит силы, однако если мы сумеем отбить его, закрепимся куда лучше. К тому же в подобных местах обычно находятся достаточно большие ресурсы, от провианта до магических зелий разной степени полезности.

 

Говорит чётко, уверенно, пергамент чуть поддевая лезвием, до крохотной дырки, чтобы в полутьме вечной бреши и чадящих, поддерживаемых и магией в том числе факелов было заметно всем присутствующим. После начала монолога — или диалога, всё-таки? — солдаты, от своих дел отвлекшись, один за другим начинают подтягиваться, слушать, смотреть на импровизированный стол из нескольких взятых прямо из находящегося на отшибе дома бочек, перешёптываться, «за» и «против» взвешивать. Приученные к дисциплине, они не лезут поперёк слов лидеров, впрочем, позже спросят их всех: иногда здравая мысль может прийти и в дурную, набитую тумаками горячую голову.

 

- Что ты хочешь этим сказать, Фенёк?

 

Гриффит, всё ещё капитан, наставник, можно сказать, всё ещё тот, за кем окончательное решение, полусидит, опираясь на меч, и зелёными изумрудами глаз взирает пристально, будто бы соревнуясь в несомненно полезном умении с Вальтером. От этого взгляда, чересчур для того сосредоточенного и серьёзного, вдумчивого, с бровями нахмуренными, холодок по спине проходит и кинжал непроизвольно в сторону дёргается: делать так, находиться напротив и смотреть в упор, могут немногие, слишком холодно, слишком спокойно, слишком безжизненно.

 

- Если группа людей, а, может быть, и один человек, сумели продержаться здесь столько времени, значит, они могут что-то противопоставить этому месту. Изъять это «что-то» у отступников — всего лишь ещё одна возможность для успешного исхода миссии.
- Мы рискуем, Фенёк. Нас слишком мало, ресурсы не бесконечные.
- Именно, - поднимает кинжал от стола, с проскользнувшей улыбкой и хитрым прищуром прямо в руке переворачивая, ближе к наплечнику Гриффита: они ступили на территорию риска, то есть его территорию: вечная игра из здравого смысла и железной логики, кто победит и поведёт за собой, чья хитрость превзойдёт собеседника?.. - Посмотри на местность внимательнее, Эхиопсис. Идеальный круг из скал со всего двумя выходами, один — к нам, второй — к возможному лагерю. Нам и так, и так придётся посылать отряд разведки и приходить в себя после метания заклинаний во вражеские ебала. Так, демон раздери, почему бы не делать это с комфортом. Ну, который возможен, в сыром и грязном болоте, конечно же. Отступники — это наша работа. Шрам знает больше, но что-то подсказывает мне: плести защитные чары поверх уже имеющихся, пусть и чужих, куда сподручнее.

 

- И опаснее, - в этот раз голос подаёт уже Кхорна, сидя на мокрой земле и пытаясь в неё же вслушаться, - ты сам сказал об идеальном тактическом положении. Эта земля проклята болезнью и отчаянием, я с трудом её чувствую. Предлагаю не размениваться по пустякам и со свежими силами налететь сразу на крепость. А дальше — по остаточному принципу.
- Ой, Сова, тебе бы лишь на что-нибудь «налететь».
- А не пошёл-ка ты в Бездну со своими каламбурами.

 

И оба, под неодобрительный, ещё более суровый взгляд Гриффита, переглядываются с ехидными на губах смешинками: «один-один». Вальтер, только бы сдержать поток комментариев да не разрушить атмосферу военного собрания перемигиванием, аж языком цокает, в себе всё, так и не высказанное, проглатывая. Выдыхает, откашливается, потирая виски, на пламя взгляд переводит, под треск успокаиваясь, потом — на людей столпившихся: все они ждут, в том числе своей участи. Нужно возвращаться в реальность, пытаться что-то придумать, извлечь из положения возможных жертв похищения наибольшую выгоду. Шутки закончились за пределами Скайхолда, нахождение здесь, увы, не боевые учения, договориться, как бы хотели того Бернхард и Жозефина — мирно и полюбовно не получится.

 

- Пора что-то решать, Эхиопсис, - вновь карта и кинжал, вновь ощутимое напряжение. - Я предлагаю разделить наш отряд на две части. Одна, в основном из ударной силы и магов, займётся зачисткой рыбацкого предела от мертвецов и прочих демонов отсюда и до деревянного моста, вторая же, из охотников, - непосредственно магами. Так как это моя идея, она будет находится под моей же ответственностью. Если что-то пойдёт не так, выпускаем стрелу с антиванским огнём и стягиваемся, действуем по ситуации.
- Я всё ещё считаю, что эта идея звучит как: «давайте разделимся и увеличим наши шансы на подохнуть ровно в два раза».

Знает, Кхорна боится, боится этой земли, этой влаги, мертвецов и Бреши над ними, боится, что они здесь останутся; знает, она права, во многом, — делиться не лучший выход, но отступиться не может из-за иллюзорной возможности выжать у судьбы и Создателя для себя преимущество, а ещё из-за собственной ущемлённой гордости. Знает, это неправильно, эгоистично: выше своих интересов всегда интересы Ордена, но ему наплевать, он взял ответственность, остальные будут благодарны, потом, когда закрепят за собой добрую половину Трясины и в узких проёмах природной крепости будут удачно разбивать пришедших на поживу авваров, десятками. Знает... кто не рискует, тот не пьёт шнапс.

Кто не рискует, тот не выжил бы при Убежище.

- Кхорна…
- Да что?
- Если тебе так угодно, я пойду один. Ну, точнее, ровно с теми, кто сам вызовется. А впрочем… - свободной рукой подбородка касается, в задумчивом секундном молчании, брови сводит настолько, что аж у самого, несмотря на возраст, морщинка закладывается, - это идея! Пока собрание не стало балаганом, предлагаю выслушать всех остальных. Может быть, как раз соберутся два крепких отряда. Как там Ментор говорил? А, точно, в споре рождается истина.

[Matias Arcas 1 345]

Обычай старый, старая привычка, над картою склоняться молчаливо и все указанные метки на глазок запоминать, как можно проще называя для себя их, в голове. Построить планы, выстроить движение, оно, конечно, нужно. Но тут, увольте, собралось специалистов, на все руки мастеров. Пока из Скайхолда добирались, Матиас примерил на себя роль тени, всё меньше говорил, да больше слушал. Имена всё с внешним обликом пытался совместить, но стоило глаза закрыть, как тут же умудрялся забывать. Да и язык их, острый и резкий, отнюдь не помогал. Но так было лучше, стоило о всяком размышлять, к себе прислушиваться, на всякий случай быть готовы сдать назад и не подводить товарищей под монастырь.

Глаза так живо бегают по карте, в который раз. Неловко ощущать себя на празднике андерской встречи чужаком, но миссия и долг, они главней всего. Неважно было, что они подумают. Все рекомендованы, как отличные спецы, в любом указанном специалитете. Это не с желторотиками бегать, демона заблудшего гонять. Тут ставки будут выше, да и народ толковый, в кой-то веки.

Да и местечко выпало для реализации задуманного – хуже не придумаешь. Промозгло, сыро, вонь дохлятины, живая мертвячина. Кто знает, что еще тут водится, лишь бы не залазить в воду, неровен час утащат и пиши пропало. Был храмовник и нет храмовника. Хотя, какой уж к черту там храмовник. Поди, случится демон нападёт, и вместо пламени Создателя, призовёт летёха диареи приступ. То будет хохма, несомненна, демоны поржут и перекусят. Ну хотя бы трупную вонь перебьёт.

 

- Вы мне нашу доблестную ставку напоминаете, товарищи. Чем дольше вы тягаете воз туда-сюда, тем дольше нам тут мокнуть, и мёрзнуть. А у меня, напомню, сапожища хреновые, – для разрядки ситуации влез Матиас в сей разговор. – Никак, заразы, не научатся делать. 

 

Ещё для верности с картой сверяется, маршруты возможные прикидывать ему не приходится долго. По сути тут из них доступен приличный только один. А так, как он не охотник, и не маг, и даже не пират семи морей, который по болотам, да на лодочке бы боевой промчался, то идти ему рубить приевшуюся с самого Эмприза, мертвячинку. Как бы не хотелось бы отступников гонять, да не в тех он кондициях, вероятно, чтобы им отпор давать. Стать поджаренной в доспехе человечинкой не очень-то хотелось. Хоть и привычные слов где-то в горле застряли, пришлось себя одёргивать.

 

- Создатель… Ну правда, мы тут с вами так все баталии передовой пропустим, сколько собираемся. Не сейчас, так после штурма, сами же, направимся по душу этих … Этих. Так может, это скажется разминкой? Ходьба порядком утомила, а режиком своим, давненько не махал. А вы – тем более. Дохлятина не в счёт, там можно деревянным дрыном всё поразогнать, – кивает Матиас себе под ногу, которой перекатывает ветви кусок, что сгодился бы как средства для сноса голов. – В общем, решайте живее, а я на, по старой памяти на “пусто-густо”, туда где будет недобор жопоприключенцев пойду.

 

И плюхается он на старый ящик, что рядом тут стоит, тот трещит, но ношу держит. Что хорошо. Попутно меч из ножен новенький храмовник достаёт, тут же камушек точильный кладёт он в руку и начищает верного товарища для боёв грядущих. Сам точит, мнение остальных выслушивает, а глаза всё по сторонам глядят. Барьер, да частокол, вот и всё прикрытие. Одна хорошая атака и всех их тут положат, как пить дать. Как хорошо, что мертвецы организованны от слова “нет”, а виновники похода не так уж и многочисленны. Тут погубить отряд с знамёнами Инквизиции могла лишь глупость собственная и недочёты. А по ситуации, в конце концов у них есть Гриффит, за старшего что по бумаге. Официально – за ним находится ответственность вся, ну а фактически… Тут хрен пойми. Два лейтенанта Инквизиции на месте. Да кто там будет в полномочиях копаться, если случится тут неимоверное фиаско? Да всем будет плевать. Все кто полез – все и виноваты, добровольцы чёртовы.

Пока определяли мнения, слушали предложения, стало откровенно скучно, и даже однообразные движения заточки надоели. Ох уж эти командиры. Могли бы просто показать, в какую сторону им воевать, а они всё вымудряются, желают не просто так задание исполнить, так еще и ах как эффективно. Создатель, должно быть, очень юморной товарищ, раз такое допускает. 

 

- Мне определённо нужно выучить этот язык, – очень тихо говорит Матиас, уложив голову на ладони, ну прямо скучающий страдалец, хоть пиши картину.

[Adalfus aus Hossberg 172]

Воздух здесь тяжелый, густой, пропитанный запахом мертвецов, скверны и сладковатым ароматом гнили, не дает продохнуть, от чего некоторым дурно, не по себе, даже немного боязно. Сырость и затхлость этого места прекрасно подчеркивается зеленым светом Бреши, что не так далеко находится, являясь постоянным напоминанием о вечной угрозе из Тени.
Импровизированное собрание посреди наскоро построенного лагеря было в самом разгаре, и Адальфус стоял рядом с Гриффитом, опираясь спиной о какую-то то ли балку то ли ещё Создатель пойми что, выпуская в воздух кольца дыма, куря трубку, глядя практически не мигающим взглядом в сторону карты. Смотря на все обозначения, стараясь запомнить местность, незнакомую, от того более опасную и непредсказуемую. Пусть он пойдет, скорее всего, вместе с Эхиопсисом, но в случае разделения стоит знать дорогу к лагерю или условному месту встречи, ибо лишнее геройство тут было не нужно.
Все ругаются, спорят, критикуют, стараются предложить свои варианты решения проблемы,  и пока молчали только Пантера, Шрам и энтропист, что больше на статую сейчас походил, не двигаясь, только грудная клетка и вздымалась еле заметно, да пурпурные с голубыми прожилками глаза еле двигались. Был он в своих мыслях довольно глубоко сейчас, стараясь все варианты взвесить.
Вот они разделятся как предложил Вальтер. А если демонов окажется больше или они будут сильнее? А если та часть, что пошла за отступниками, так и не дойдет, застигнутая врасплох авварами? Слишком много везде было «но», «а что если» и подобных вещей что раздражали неопределенностью, что заставляли голову болеть от всех мыслительных процессов.
- А ты что думаешь, Усмиренный?
Гриффит смотрит на него пристально, все ещё не привыкший к отсутствию доброй части шрамов застарелых, что будто ещё старее делали мага, который  глубоко вздохнул, будто устало, перевернул трубку свою, вытряхнув пепел из нее, положив вещицу в сумку.
Тот подходит к карте, снова разглядывает уже весьма мутные от влаги очертания и названия, щурится, губы поджав.
- Делить отряд слишком рискованно – местность нам не знакомая, а аввары здесь уже давно освоились. Преимущество будет на их стороне. Нас могут ждать их ловушки или засады. Стоит работать с проблемами по мере их поступления. Сначала – то, что может нам впоследствии сильно помешать.
Голос низкий, хрипловатый, но при этом практический бесцветный, заставил отряд снова посмотреть на собравшихся около карты условных лидеров.
- Ты имеешь ввиду деревню, верно?
- Верно. Потом уже будем решать проблему с ааварами. Или наоборот – сначала закрепимся на крепости, потом пойдем зачищать деревню от демонов и проверять место, где должен быть лагерь. Там может уже никого не быть, если информация о лагере поступила тогда, когда нас даже в Скайхолде не было.
Рыцарь-капитан задумчиво почесал бороду, взвешивая слова старшего чародея и лейтенанта храмовников.
- Нам нельзя разбиваться на группы. Рискованно это.
Мориц сидел на ящике рядом с Кхорной, и подал голос весьма тихо, но сказал при этом общую мысль Призраков. Если они разделятся – то можно считать что они пропали на болотах навеки.
- Пантера прав, как и Усмиренный – нам стоит работать одной сплоченной группой.- эльфийка, что спокойно сидела и все это время молчала, наконец-то подала голос,- Правда, решение все равно будет за Феньком, Эхиопсисом и герром Аркасом, как за старшими здесь храмовниками.
Адальфус только кивнул, глядя на рыцаря-капитана, сверля, мол, говори уже что нам делать. Не привыкли ещё Призраки, что тут, под светом Бреши, старшими будут скорее Вальтер и его друг Матиас, пока никак не способный влиться в их отряд, что друг друга уже не один год знает.
Гриффит же молчит, тяжело, по ощущениям внутренним ну слишком долго, хотя прошла всего минута если не меньше.
- Большая часть отряда высказалась против твоего плана, Фенек, и я прекрасно понимаю почему – местность эта, как и ситуация, для нас несколько не типична, так что опасения все логичны. Но тут может появиться иная проблема – вот мы пойдем отбивать крепость, а сзади, с одной из этих сторон,- указывает на деревню и на примерное местоположение лагеря отступников,- придет нежданная подмога на шум битвы. И вот нас зажмут в тиски… Стоит начать с лагеря. Отбить его, закрепиться на нем, и куда эффективнее, как ты сказал, метать заклинания во вражеские ебала. Если будут одержимые и демоны  – мы с ними справимся, не в первой уже. Верно, народ?
Большая часть отряда  закивала, вполне согласная с решением Гриффита. Адальфус же, все ещё терзаемый сомнениями, только покачал головой, поняв, что пути Создателя истинно неисповедимы, и стоит сейчас только надеяться на его милость на грядущее задание.
- Тогда нам стоит начать собираться наступать на лагерь, если все решено.

[Walter Erwin Kratz 2 104]

/реакция враждебного окружения и его наличие было прокинуто на специальном ресурсе/

 

Вальтер выдыхает, долго, затянуто, холодный и влажный воздух в клуб капелек ядовитого дыма выплёвывая, глаза закатывает: решено, и решение не подлежит обжалованию, пусть это и значит, что во имя иллюзорной безопасности придётся забыть о тайной вылазке и будоражащей где-то под черепной коробкой тысячу крохотных мыслей-импульсов практически в одно, своё лицо операции. Смотрит на Кхорну, торжественно, глазами-песчаниками улыбающуюся: два-один, — но это ничего, пока ничего, в спорах с её резкой, живой натурой он мало когда проигрывает, даже реже, чем в картах — Гриффиту. Проблема не в деньгах, поставленных на кон: у андерцев, особенно магов, сумма подчас символическая или нет её вовсе, проблема — в азарте, в том, чтобы быть на вершине песчаной волны и со свистом вниз не обрушиться. Без азарта, больших планов и крохотных споров, нет ничего: ни жизни, ни цели, ни ненависти,. Так было и так будет, пока сердце не перестанет биться, пока не случится самому Создателю фатального проигрыша.

 

Встаёт, по привычке давней от капель воды и налипшей грязи — чем её только ещё сильнее с видом истинного страдания на лице размазывает — отряхивается, проверяет крепления ножен и тяжесть наплечников, кивнув капитану, приказывает своему подразделению их небольшого отряда собирать скудный скарб, тушить костёр и скручивать палатки: они выдвигаются. Сюда же вернутся навряд ли — нельзя оставлять следов, нельзя давать повод к засаде, даже если их — со смотровой вышки ли или старой мельницы — острые взгляды авварских варваров уже обнаружили, нельзя действовать так же, как остальные. Они — не захватчики, Они — дипломатическая миссия освободителей, в этом есть разница. Пока что, пока аввары сами не дали отмашку на нападение. А они это сделают, потому что иначе не могут, иначе уже давно бы послали своих договариваться. Вальтер сплёвывает на и так уже мокрую, гнилую землю с отвращением: «варвары».

 

Усмешка ядовито-кривая по острому камню лица чертит, по неправильной в темноте одиноких факелов бледности: как это глупо со стороны командора казаться всем — даже врагам — во всём правильным, идеальным в золотом лавровом венке не своих достижений и подвигов. И верить в это до глубины своей опустевшей давно души, посылая солдат — истинных спасителей — на «дипломатические» миссии. Каждый здесь знает, чем всё закончится, — бойней, захватом и уничтожением, и бойня эта будет тем лучше, чем лучше они подготовятся, чем тише будут, чем быстрее закончат со всем несущественным. А закончить-то надо: мало ли что может случиться, если в уравнение добавится новая, дурная переменная, мало ли сколько всего обрушится...

 

Взобравшись вместе с парой охотников на каменистый пригорок, взглядом затопленную равнину окидывает, наблюдает за переходом основных сил по скрипучим доскам, за боевым под руководством Гриффита построением: это хорошо, это — правильно, нужно ворваться в то, что сам недавно назвал «природной крепостью» по всем канонам штурма малыми группами, по тому, — интересно, а генерал-то об этом знает? — что этим штурмом является. Коротким, отточенным жестом отправляет людей дальше, на разведку, сам — поднимает вверх ладонь открытую: всё чисто, можно следовать.

 

Под подошвой скользит промокший от обильного, непрекращающегося дождя камень, и в свете изрыгающей саму Тень, зеленеющей Бреши, набатом бьёт мысль, как дурное предзнаменование: кажется, будто скоро эта земля будет затоплена полностью, а потом — заморожена печальной ледяной статуей самой себе в Великой Ночи конца времён, самой тёмной из всех. Ночи перед Рассветом Создателя. Вальтер цепляется за осколки тонкими, ободранными в кровь пальцами, поджимая в нить губы и когтями из стали пробивая дорогу другим, помогает идти и держит, отдавая приказы, слушая пение ветра в почерневшей, отсыревшей листве, отдалённое завывание мертвецов где-то на севере, у деревни, и скорый марш множества ног по колено в воде, утопающий в чеканных толчках сапог и изредка на всеобщем и андерском перешёптывании.

 

Внизу Кхорна останавливается первой, переглядываясь с Гриффитом, закрывает глаза, в движения каменных плит вслушиваясь; внизу Мориц и Йозеф прощупывают потоки первородной Тени, ощущая чуть ли не шестым чувством агонию тонкой завесы и близость потустороннего; внизу каждый храмовник слышит завихрения демонического присутствия, ощущая всем естеством, как от этого в крови, разжигая белое пламя глаз, начинает вскипать лириум. И процессия тишиной замирает, только сердце стучит сильнее и громче, а каждый вздох, кажется, может выдать их месторасположение.

Из-под полуприкрытых век Вальтер слышит стук о камень дождя и далёкие взрывы с теневыми всполохами: то, что казалось завыванием ветра — на поверку вопли вырвавшихся на свободу младших демонов, то, что казалось маршем своих…

 

- Здесь люди, много. Около трети мили вперёд, я чувствую топот их хаотичных передвижений.
- Хорошо, Сова, - Гриффит кивает, взгляд поднимая наверх, к застывшим, кто как шёл или на брюхе полз, разведчикам, - вы что-нибудь видите?

 

Вальтер отмирает всего на секунду, щурится, вглядываясь в короткие, неровные тени, сверяется с засевшими в его голове письмами, донесениями и картами: в его голове все мысли сплетаются в единый в разрезе план, что опускается низиной и поднимается склонами; он ухмыляется, не видит — в такой темноте вообще демон ногу сломит хоть что-то увидеть — но чувствует пальцами, с высоты птичьего полёта голубыми линиями чертит радиус.

 

- Они на небольшом острове за поворотом. Судя по всему, в окружении отрезавших пути по деревянным мосткам демонов. А в воду никто лезть не хочет — мертвецы, сами понимаете, - пожимает плечами, рукой показывая направление, остальные охотники недоверчиво переглядываются, но кивают, соглашаясь с профессиональной чуйкой и достаточным опытом, - нужно перестроиться и подойти ближе, Эхиопсис. В пылу схватки они вряд ли хоть что-то заметят даже если мимо пробежит табун тевинтерских слонов.
- Как думаешь, Фенёк, кто там?..
- Отступники, - рычит пойти, даже полушёпотом способный показать своё отвращение. - Вряд ли варвары настолько тупые, чтобы вызвать демонов, а потом от них же и получить.

 

Гриффит кивает, подзывая к себе лейтенанта от лучников и о чём-то с ним переговариваясь. Делить никого не будут, это юг и, как говорила Сельма своим прямо перед началом похода: на юге все враги ровно до тех пор, пока не поднимут руки и не поклянутся в верности Церкви или же Инквизиции.

 

Группа перестраивается для стрельбы навесом, маги — для атаки по площади. Вальтер видит, как посохи начинают пылать, как Пантера и Шрам вырисовывают тончайшие узоры барьеров, как Штрудель подходит ближе к Матиасу и Гриффиту, подаёт руки им, готовый по приказу отправить одним прыжком на передовую, через Тень, время и расстояние; видит, как в глазах Альвы загораются фиолетовыми разрядами искорки, как кивает она, приглашающим жестом подзывая на противоположную сторону Адальфуса: статическая клетка из прошедших по воде молний — прекрасное зрелище; видит, как поднимаются, слегка покачиваясь на камнях, его люди, чтобы готовыми быть, чтобы прыгнуть — отступникам ли, демонам?.. — на спины, поддержать тех, кто идёт свои ходом или в первых рядах будет натиск сдерживать.

 

Вальтер вздыхает, кивая на очередной срез камней — отличное место для тех, кто сядет в засаду, ожидая благоприятной для них ситуации, идёт первым, остальным помогая, первым же видит полупрозрачный барьер, выставивших в оборонительный круг свои посохи магов, приведений, парочку демонов гнева, малый ужас и вьющееся над всем этим - Отчаяние. В его руке пылает огненной руной эльфийской работы короткий клинок, а вторая — прямо у сердца, готовая веером сразу несколько метательных ножей выбросить.

 

Они готовы. К добру или к худу: андерская «дипломатическая» миссия не берёт пленных, лишь союзников, полезных их операции. Они готовы…

 

...Но готовы ли болота к такому вторжению?

[Matias Arcas 1 345]

В пасть чудовища ходить просто так — удел глупцов и храбрецов. Как тут удержаться от шутки про слабоумие и отвагу? Слабоумные, отважные, спланировали свои действия наперёд и идут прямиком туда, откуда многим может не случится вернуться. Второстепенный участок, на него отправилась новоприбывшая андерфелская элита, и к ним довесок небольшой.

Планировали люди друг друга знающие не первый день, решали тоже они. Матиас просто не мешал, засунув своё эго подальше. Прекрасно понимает ведь, что с его головой творятся вещи, которые могут помешать, сбить с верного решения и он наделает лишь бед. Довериться решениям других… Довериться.

Лагерь свернули живенько, все пожитки пособрали, скрыли следы своего пребывания, будто их тут и не было. Как мёртвому припарка. Кто хотел — уже и увидел, и услышал, и мог бы даже ударить, если бы приложил нужное количество усилий и направив сюда людей достаточно, чтобы разобраться с незваными гостями. Только гости пришли за своим, за своими.

Глаза при ходьбе смотрят куда-то под ноги, мысли совершенно не здесь и не впереди. Витают, объятые туманной дымкой. Глаза улавливают, как под ногами меняется опора. То грязь, то доски, то камни, повторяется. Если бы на голове остался шлем, то отбивали бы капли по нему мотив усыпляющий и успокаивающий. Болтался тот в поле зрения, как маятник, отвечая на шаги. Вода в волосах, на лице, за шиворотом, на губах, перемежеванная с потом и грязью, вкус солёный с горчиной. Мерзко. Еле сдерживается, чтобы не плеваться, да тут же забывает. За новые мысли уцепиться Матиас хочет. Понимает, что не от ходьбы видимая картина сотрясается, а наоборот, движется, даже если он находится в покое, и не дышит.

Останавливается, рядом идущим давая знак, что хочет отдышаться. Шаг с пути делает, упирается ладонями в колени и склоняется поближе к земле. Старается дышать глубоко. Обычно последствия перепоя так вылазят. Да со вчерашнего дня ни крохи, ни капли, кроме воды, во рту и не было. Дышит всё тяжелее. Сердце стучит всё сильнее, уже в висках отдаёт.

 

- Да твою… - от спазма в груди Матиас хватается рукой за доспех в области живота, не в силах держать рефлекс, да на расползающуюся землю сплёвывает жёлтую слюну. - Ах…

В силах дышать, лейтенант выпрямляется, рот вытирая ладонью, снова вдыхает и от гадкого привкуса во рту начинает кашлять и плеваться. Понимает, что пока его крутило, начал отставать. К нему возвратилось нормальное восприятие, мысли перестали кружиться, перестало рябить в глазах. Поспешил за удаляющимся отрядом самым скорым шагом, каким мог.

Нагнал вскоре, виду не подав, да только могла краснота глаз выдавать и бледность кожи. Хотя, по гадкой такой погоде, может и не сильно выделялся. А маленькая слабость… От них и были меры предосторожности, чтобы впереди всех не лезть вперёд, а ещё и народ за собой вести. Упаси Создатель, начнёт мутить прямо в пылу схватки и что тогда? Голову на отсечение, лишь бы прошло? Отсекут ведь!

В темп ходьбы снова попадает, почти уже идёт там же, откуда выпал в процессе. Но снова вынужденная пауза. Ну как, вынужденная. Глаза, обретающие какую-никакую, а ясность, ухватились за груду деревяшек, что лежала вдоль маршрута. Странно, наверное, выглядело со стороны, что один из бойцов отнюдь не о задании думает, и из строя вольного, но отбивается. А он что? Стоит, смотрит, глаза ухватываются за палку простую. Что у самого верха рогатиной оканчивается, такой, что если приспособить, то…

                                                                                                ***

 

- Смотри, Дитер, ты неправильно делаешь!

 

Голос звонкий, детский, от паренька, что ростом со своего брата, который был старший, поучает, да с интонацией такой, что будто нетерпеливый учитель одну и ту же тему третий день объясняет ученику бестолковому.

 

- Матиас, мне скоро невесту искать, а я с тобой камушки пуляю, какая глупость… - фыркает худощавый светловолосый мальчишка, что постарше.

И за это тут же получает тычок кулаком в плечо, под недовольное бурчание брата.

 

- Лютни твои — глупость. А с рогатки стрелять — целая наука, и ни один учитель тебя не научит. А я научу, задохлик, цени!

 

Начавший было целиться Дитер опустил рогатку и с укором смотрит на Матиаса, состроив обидную мину.

 

- У Кирана научился? Не зови меня так! Я обижусь и скажу Руду, что тебе не хватает уроков музыки, - показав язык, средний брат стрельнул из рогатки почти без прицеливания, камешек сорвался и проскакал по улице.

 

Дитера Матиас по-братски любил, с этим братом он был куда ближе, чем со старшим, потому и подбивал на всякие глупости. Сегодня рогатка, а завтра пойдут искать голубей, или на дощечке с пригорка кататься.

 

- Я тебе в койку подложу ужа! - засмеялся Матиас. - Будешь как Анита вопить, она тебя тогда больше целовать не будет, я ей расскажу, что ты ужа боишься. Тили-тили-тесто…

Дитер уже хотел было кинуться на брата, но тот примирительно поднял руки и посмотрел на рогатку, кивнув. Одной рукой протянул камешек.

 

- Можешь мне отомстить, но сначала — попади в горшок! - с невозмутимой мордочкой говорит младший Аркас, надеясь, что брат снова запнётся и он успеет убежать с форой.

 

Братья переглядываются. Тот, что был постарше кивает, берёт снаряд в руку, снаряжает рогатку. Язык прикусывает от напряжения и закрыв глаз целится. Матиас готов рвануть и бежать. Но происходит выстрел. Камень снова срывается, улетает выше, слышен звон стекла.

 

- Бежим! - кричит Дитер, подкидывая рогатку в воздух, но младший хватает её чуть ли не на бегу и устремляется в погоню за горе-стрелком.

                                                                                            ***

 

С лёгкой улыбкой Матиас берёт палку, кладёт на землю ровнее, придушивает ногой и ломает рукой так, чтобы был запас для работы с материалом и можно было сделать удобную рукоятку. Полученную рогатину отправляет за пояс. И теперь уже бегом, развеянный воспоминаниями о детстве нагоняет свой отряд. Шутка ли, если бы заплутал тут один, то что было бы?

А ведь именно тогда, тем вечером, и закрутилась его история. Интересно, к чему вспомнилось? И что за сиюминутные порывы детские?

Мысли быстро направились в нужное русло, когда отряд добрался до пункта назначения. Согласно плану сразу началась возня, подготовка, выбор позиций, спешное и краткое обсуждение. От, казалось бы, путешественников, до настроенных на убийство и смерть головорезов, - миг. Готовят оружие, проверяют доспехи. Пьеса переходит к самой интересной, и самой зависящей от импровизации части. Впереди — неизвестность, хоть и при известных обстоятельствах.

Матиас оказался рядом с Гриффитом, - старшим, насколько он знал, рыцарем-капитаном. Согласно плану, они разыграют привычные им роли. Щитом, мечом и бронёй, посеять в рядах противника хаос и нанести максимальный возможный ущерб. А чтобы оказаться там, где они принесут максимальную пользу им в помощь — Штрудель. Да-да, Матиас с некоторых прозвищ имён рефлекторно начинал хохотать, закрывая лицо то шлемом, то рукой. Фантазии андерцам не занимать. Главное ему что-то едкое не придумали, со старого прозвища всё еще зубы скрипят.

 

- Готов, южанин? - обращается Гриффит, посматривая местечко, куда им предстоит направиться. - Может стошнить, уронить или вышибить дух, будь готов.

- Капитан, ну не наговаривайте! - а Штрудель, с лицом спокойнейшим хрустит пальцами, готовясь трюк провернуть. - В лучшем виде и с комфортом.

 

А Матиас смотрит на обоих, едва ему знакомых, и чувствует, что шуточки это так, для отвлечения от сути. На деле же, бояться все, пусть даже где-то глубоко в душе. Страх — это нормально. Страх — это подмога. Только нельзя давать ему забраться слишком глубоко в мысли.

 

- Не в моих правилах отступать, капитан. Не дайте меня обойти, а я сделаю то, что умею лучше всего, и не дам обойти вас, - Аркас в руках шлем вертит, смотрит в прорези для глаз, будто надеется во тьме их что-то увидеть.

 

Троица мнётся на месте, проводит последние приготовления. Все ещё раз переглянулись. Матиас в руках шлеп повернул прорезями вперёд и надел на голову. Штрудель оказался на расстоянии вытянутой руки.

 

- Как ты суров…

 

- Цыть!

 

Ожидание сигнала к атаке полностью утопило тот момент, когда он случился и как на миг, Матиас потерял будто бы опору под ногами, земля испарилась, остался только ветер и чувство рывка, будто бы он сам стал ветром, или чем-то невесомым, даже глаза открыть не успел.

Но когда открыл, то оказался далеко не в том спокойном закутке, что они заняли перед атакой. Тут была настоящая передовая. Стрелы застелили огромную площадь, раненые, убитые, снующие демоны гнева, страха, привидения, маги, все вперемешку. И тут он соображает, что пришла пора драться, сражаться. И первая цель по левую руку.

Орёт, вопит, но получает удар щитом в пасть, и туда же удар клинком колющий. С весом доспеха Матиас устремляется на цель, сбивает раненую с ног, не глядя перехватывает меч обратных хватом и всаживает острие в голову со всей силы.

 

- Заткнись, тварь… - шепчет он.

 

В щели шлема он осматривает позицию, в которую попали он, капитан и маг. Принимает защитную стойку, готовый принять атаку с любой стороны. Но командир хлопает по плечу, давая сигнал нападать, пока на их появление не среагировали. А безымянного воина, которым он стал надев шлем, не нужно просить дважды.

Уверенными шагами Матиас надвигается на ту сутолуку, что тут образовалась, наступая на случайные стрелы и останки всего, что сюда смогла занести сама судьба. О защите можно было позабыть. Нужно было бить! Направо, налево, рубить, колоть. Демоновы отродья, им будто нет числа.

С каждым ударом Аркас рычит, дышит, дыхание важнее всего. Его рука не чувствует усталости, она тверда, а вторая не выпустит щит ни за что. Рядом с ним товарищи. Они с Гриффитом спина к спине, не видят, но чувствуют. Точны удары, летят ошмётки, куски демоном. Оружие храмовников светится, их глаза. Щиты также черпают силу от своих хозяев, защищая от более частых атак.

 

- Вниз!

 

Матиас инстинктивно пригибается, над ним свистит меч капитана, сам же он рубит по ногам здоровую тварь, как самую первую сегодня. И видит такой же пронзающий удар в голову упавшего демона. Вот она выучка! Лучшие приёмы расходятся как семечки, только пользуются ими только те, кто хорошо учился и часто применял.

 

- Неплохо, южанин! - помогает Гриффит встать Матиасу с колена. - Ногу проверь…

 

- Эй! - донёсся голос Штруделя.

Оба воина оборачиваются на мага, потом бросают взгляд на его посох, и в обратную сторону. Демон гнева, готовый на них напасть, обратился в ледышку. И получил за это пару пинков. Аркас от пинка вдруг ощутил, что его правая нога болит, кажется задело. Но трясет головой, пустяки.

Тут на союзного мага посыпались огненные всплески, от чего тот должен был ретироваться и избегать атак. Храмовники глянули друг на друга. На источник опасности. Подняв оба щита двинулись туда, откуда атаковали. Не забывая при этом отмахиваться мечами от атак врагов, помогая себе продвигаться. Сделали они уже больше того даже, что было задумано и надо бы по всем правилам отступать.

Маг, что из посоха огнём палил, не сразу заметил надвигающуюся на него двойку. А когда заметил, то всё, что он смог придумать — направить на них конус огня. А укреплённые в бою верой храмовники просто продолжали на него давить.

 

- И! - приготовился Гриффит к манёвру. - Ап!

Конус огня иссяк, прекратил жечь землю. Воины сделали по шагу в сторону, от чего разбежались глаза враждебного мага, он не знал от кого защищаться. Посохом ударил в Матиаса, тот отбил щитом. Капитан открывшегося противника ранил в ногу, а лейтенант вышиб лезвием меча посох, а эфесом наградил в область головы.

Казалось, минули часы, а лишь мгновения. Воины перестроились, чтобы принимать на себя новые удары. Позади них, проделав тот же трюк, образовался маг.

 

- Как это некультурно, - фыркнул Штрудель и пнул, лежащего без сознания мага ногой в рёбра. - Мерзкий, гаденький отступник. Мало в детстве попку ремешком охаживали, да? А если бы я загорелся! Уф, вот бы был казус… А мы побеждаем же, герр капитан?

 

[Adalfus aus Hossberg 172]

Вокруг незнакомая скалистая местность, повсюду возвышаются столпы камней, ветер почти что оглушает своим свистом, пока отряд идет к месту назначения. Адальфус же идет практически сзади, он один из замыкающих. Опираясь о посох с скудно блестящим церковным солнцем, он смотрит периодически себе под ноги, чтобы не завязнуть в грязи или же не упасть с скользких камней. Родные пески сейчас вспоминались чуть ли  не с улыбкой, ведь в них хоть не так противно застрять, как в размокшей склизкой земле.
Позади отряда вместе с ним сзади идет Матиас, что в один момент знак подает, что ему передохнуть нужно. Чародей останавливается вместе с ним, находясь на почтительном расстоянии, давая отдышаться и прийти в себя. Не нравилось ему, что вполне рослый и, судя по рассказам, весьма выносливый храмовник сейчас так неважно выглядит – сразу взору опытному попались глаза красные, какие-то больные. Мужчина промолчать решил, так как докучать не привык, тем более не любил, в особенности если с человеком пока не налажен был контакт. Тот быстро с приступом справляется, так что нагоняет отряд вместе с спокойно идущим энтропистом, рассматривающим пейзажи вокруг, невольно сравнивая с известными ему местами, размышлял обо всем и вместе с тем ни о чем, слушая топот сапог, чавканье земли под ботинками. Идет теперь вместе с  Альвой, что шла чуть впереди.
- Все смотрю на Брешь и не могу отделаться от мысли, что это будто наказание народам Тедаса, которое им не остановить.- эльфийка смотрит в сторону Бреши, после переведя взгляд на чародея. Тот сначала, как и всегда, промолчал, что было ей уже привычно.- А ты что думаешь,  Усмиренный?
И снова молчание, нарушаемое только шумом дождя на переговорами тихими людей рядом. Альва терпеливо, как и всегда, ждала ответа, смотря с потемневшие без яркого солнца пурпурные глаза.
- Что это очередное испытание народу Тедаса, что не должно даже в такие тяжкие времена забывать Создателя. Пусть он и покинул нас, но все, кто верит в него, к нему придут в Черный Град после окончания своего пути в мире живых.
- Всегда пыталась понять как он выглядит. Создатель.- Альва успевает сбалансировать, чтобы не упасть в окружающую путников грязь, поглядывая на старшего чародея, который делал большие уверенные шаги, посмотрев ничего не выражающим, как всегда кажется в начале знакомства с ним, взглядом в небо.
- Если он создал духов по своему образу и подобию, значит и выглядит он как дух. Бесплотное создание, что похоже на все и не похоже ни на что одновременно. Он – начало всего, значит, у него нет конкретного вида. Получается, каждый из живущих может его представлять по-своему, и все варианты будут верны и неверны одновременно. Только давай не сейчас рассуждать о Создателе – у нас есть дело поважнее, Альва.
- Знаю, Усмиренный. Такие угрюмые места наводят на пространные мысли.

Дальнейший их путь прошел в молчании, но и без слов эти двое поняли, что остановилась процессия не просто так, так что взяли посохи покрепче, уже готовые к бою.
Потом все было будто в тумане, так как давно скоординирована работа, и думать здесь не над чем. Статическая клетка с двух сторон обрушивается на, иным словом назвать это место назвать нельзя, болото. Посохи и даже сами маги вспыхивают искрами молний, и электричество охотно бежит по воде, металлу, если попадается. Адальфус видит, как попавший, похоже, демон, вопит в своей тюрьме, бьётся в агонии, но исчезает, так что переключает внимание на иного противника, неотрывно смотрит на него, концентрирует свое внимание на нем одном. Нельзя допускать ошибки при работе с энтропией, иначе плохо это кончиться может, а он не зеленый ученик, ему допускать проколов нельзя. Отступник, отвлеченный демонами и храмовниками, никак не ожидал подлой атаки со спины от «собрата», и его всего, с головы до ног, охватил первородный ужас, от которого он завопил как ненормальный, похуже любого демона, но страдания быстро прерываются лезвием меча от Аркаса, что сейчас орудовал на передовой вместе с Гриффитом. Позади же чародея был Шрам, что накинул на него барьер магический, дабы маг от заклинаний не отвлекался, но то была разовая помощь – он держал щит вместе с Пантерой над группой лучников. После, воткнув мешающий сейчас посох в землю рядом с собой, мужчина формирует в ладонях шар огня, небольшой, но размер ему не важен, он ведь не для красоты творит свою магию. Шар выстреливает в сторону, где маги дрались с демонами. Задело всех, кто там находился, одежды магов загорелись, и даже дождь не мог их быстро потушить. Демонов гнева тоже задело, но им от этого не было ни горячо ни холодно. Ужас же витал где-то рядом, так что в него прилетел заряд молнии, и существо отвлеклось от отступников, прокричало что-то и стремительно направилось было к энтрописту. Но Альва тоже зря времени не теряла, подморозив твари ноги, так что, взяв посох в руку покрепче, Адальфус  был готов драться с напавшим на него существом.
 В ужаса прилетели стрелы, на что мужчина издал кроткий, несколько удивленный, смешок. Все-таки Элрен мог и «случайно» попасть прямо в мага, но, видимо, демон его сейчас бесил больше, так что вся злоба Стрелы была выпущена в это существо. Добить его уже не составляло проблем, дело пары ударов да наложения заклинания, от чего существо рассыпалось. Но вот надо было что-то делать и с оставшимися противниками.
- Усмиренный!- слышит голос Гриффита, что отводит Штруделя вместе с Матиасом в сторону (которые в пылу боя уже собирались идти в самую гущу битвы отступников и демонов судя по всему),давая яркий намек на дальнейшие действия.- Давай! Лучники – приготовиться! Остальным – прикрывать его! Сейчас  ты увидишь настоящее шоу, Матиас, которое облегчит нам жизнь.
Последние слова Эхиопсис говорит с ухмылкой, держа щит и меч наготове, закрываясь от летящих периодически огненных снарядов или молний, кивая чародею в знак начала.
Из собравшихся здесь магов Адальфус не мог себя выделить как лучшего – здесь все были, считай, лучшими в своих школах. Но исторически почему-то сложилось так, что заклинания, бьющие по площади, выходили чаще всего именно у него. Это не было ни хорошо, ни плохо, как считал он сам, но сейчас, когда маги и демоны все ещё были близко друг к другу, стоило нанести один достаточно сильный удар, чтобы ослабить большую часть. Чтобы остальным было уже чуть проще, чтобы никто больше не тратил так много сил, а лучники градом стрел добьют оставшихся, если таковые будут. Может, кто-то выживет, но это даже будет на руку – стоило бы допросить, выпытать если придется, дабы достать нужную им информацию.
Адальфус концентрируется, весь напрягается, щурится от все ещё льющего стеной дождя, но почти не чувствует ветра, хотя, то, что он надумал, ветром снести нельзя будет. Из глаз льется темно-фиолетовый свет, но никто на это не реагирует, ведь то не одержимости признак, а энтропии, сильной, будто вырванной из самой Тени силы, которой мужчина обучился быстро, ловко, даже играючи, будто именно эта сила и была ему дана от рождения. Уничтожения всего живого, медленного сведения жертв своих с ума самыми потаёнными кошмарами, гниение, погружающая в вечный сон мертвеца. Прямо от мужчины начинает расползаться облако, что ни от ветра, ни от дождя не исчезнет или же растворится, ибо это – магия, которую люди боятся и ненавидят, и ведь есть за что. 
Облако ползет в сторону группы отступников, что все ещё с демонами сражаются, и можно лицезреть как не ожидавшие такого нападения маги начинают кто паниковать, кто падает без чувств от поразивших организм болезней.
- Огонь!- Эхиопсис делает жест рукой, и лучники, с Стрелой во главе, добили оставшихся магов и демонов. Не всех, кто-то оказался просто ранен, но это уже было большое подспорье тем, кто пошел вперед, в гущу сражения. Мужчина же отошел чуть назад, ближе к Шраму, чувствуя некоторую слабость, и догадывался, от чего это может быть – Брешь в небе активно намекала. Такое было с ним ещё в Орлее, когда они уже переплыли залив,  и это вызвало смешанные чувства, где преобладал страх и непонимание.
Он часть оставшейся битвы ушел в поддержку пошедших вперед бойцов, дав Альве, Штруделю, Гриффиту и остальным добить оставшихся противников.
- Усмиренный, ты чего?- Шрам обеспокоенно взглянул в сторону энтрописта, что привалился на свой посох,- Уйди за щиты и не страдай херней, или выпей лириум и приди в себя, не время строить из себя орлейскую барышню!
- Ты б был менее строг, Шрам – облако энтропии много сил отбирает, при том что до этого он тоже колдовал.- ответил на слова целителя Пантера, переведя после взгляд на мага,- Усмиренный, только на рожон не лезь. Я и сам чувствую, что что-то здесь не так с магией.
- Это даже в земле ощущается,- Кхорна, заточив одного из демонов гнева в каменной тюрьме, повернула голову в сторону скопления чародеев,- Но давайте разговоры оставим…
Демон, издав истошный вопль, все-таки выбрался и уже хотел зажать в своих теплых объятьях девушку, но та среагировала чуть быстрее, продолжив битву.
Энтропист же тяжко вздохнул, чувствуя дрожь в своей руке, что тянулась к поясу за склянкой лириума, что была выпита до дна, а пустая тара отправилась в наплечную сумку, чтобы повторно, чуть позже, залить в неё новое зелье. Силы начали возвращаться, но бой уже подходил к концу, и путь к лагерю будет очищен.

[Walter Erwin Kratz 2 104]

/реакция враждебного окружения и его наличие было прокинуто на специальном ресурсе/

 

Искрится, пылает и рвётся наружу магия, скрипит завеса, почти осязаемо на кончиках пальцев покачиваясь из стороны в сторону, с трудом держит столь большой напор, столь резкие выплески. Рычат демоны, кричат маги и вопит, оплавляясь, Отчаяние, потоки Тени несут смрад, хаос и увядание, захлёстывая под собой огромные площади, звенит сталь о барьеры, когти и древки посохов, щиты держат удары, летят стрелы, со свистом прорезая зелёное, колышущееся небо, — всё бурлит, смешавшись в единую кучу, всё концентрируется. Такая маленькая и такая большая война, в миниатюре, в великолепии.

 

В потоке смертей и событий, в осколках льда и всполохах пламени трудно сориентироваться, а потому Вальтер медлит, своим людям, добравшимся до скал и камней, засевшим чуть сверху, в засаде, отдаёт приказы точечно: ударять в спину, быть там, где опасней всего, незримо защищать от ударов пехоту, не давая сойти на нет численному преимуществу. У него всё под контролем: Бернхард, защищающий передовую от шальных стрел и заклятий ограждением и ледяными стенами, врывающиеся внутрь клином силы Ордена, а где-то там, позади, одни из самых сильных чародеев Круга, бьющие сразу по площади. У него всё под контролем: осколки льда, вылетающие из крючковатых пальцев Отчаяния, не наносят никакого вреда, тот вопит, уклоняясь, но попадая под ещё больший огонь, не в силах противопоставить ничего там, где царит лишь уверенность.

 

На выходе, за пару секунд до, Вальтер оборачивается, смотрит на Усмирённого, прищурившись, языком цокает: то была его добыча, как лейтенанта охотников, — недаром пас и в суматохе выслеживал, — однако пусть так, это лучше, чем если бы просто вырвался — и только потом, прорезая то, что и так уже жгло и топило магией, прыгает, цепляясь кинжалом, как спуск использует завопившего в жуткой предсмертной агонии демона, приземляясь, почти утопая, в хлюпкую, мокрую, гнилую землю, на руки и на ноги.

 

Тут же ощущает паутину барьера, столь вовремя подброшенного Морицом; вскакивает, разворачивается, еле отходит от огненной струи уже изрядно почерневшего Гнева, бьёт по лапе мечом с огненной руной — та, конечно, больше вреда не принесёт, но оружие после такого до раскалённого не нагреется — рубит, слышит в ответ рычание, отпрыгивает от замаха когтей за спину, вонзает лезвие в глотку, отсекая тем самым тут же пошедшую прахом и пеплом «голову». Чувствует по резкому дуновению ветра, как за его спиной ударом щита сносят ещё одного, сталью растворяя в грязи, как летят, огибая, стрелы из чистого льда, и Альва с хмурым для хрупкой эльфийки видом идёт напролом, через них прошибая каждого, в кого попало, разрядом молнии.

 

Время тянется слишком медленно, каждый удар, каждый замах, каждое движение отчётливо донося до вошедшего в боевой раж сознания. Своя кровь стучит в висках, а руки желают чужой, не каплями — литрами. Вальтер скалится, проводя очередной удар в челюсть и по груди, — на этот раз это был, кажется, человек и он, кажется, даже молил о пощаде — зажигает кинжалы холодным, слепящим лириумом, ищет по сторонам, кто ещё из его людей нуждается в помощи, видит пятёрку забившихся в угол магов, то и дело подпитывающих барьер, берёт за руку кого-то из точно таких же обескураженных боем солдат, жестом направляет людей туда, желая разрушить сотворённое вражеской магией, моргает, остановившись напротив. И бой… как-то резко заканчивается.

 

Только пятеро магов, пепел, трупы и храмовники — агенты? — Инквизиции, рассредоточенные по площади. Звенящая тишина, прерываемая шёпотом нового охранного заклинания. Отступники не нападают — хотя могли бы — только стоят, защищаясь. Готовят опасный ритуал, желают сдаться или выжидают чего-то? Вальтер сплёвывает сгусток крови на землю, растирая по лицу смесь из грязи, пыли и копоти, тоже ждёт, готовый в любой момент прыгнуть на или от, пока подойдут все, пока перестроятся, покажут себя; ждёт ответа — враги в меньшинстве, бояться их незачем.

 

Проходит секунда, две, целая вечность томительного напряжения, рядом с ним вновь, защищая, Гриффит и Матиас. Вальтер выдыхает, щурится, чуть поворачивая голову, смотрит на капитана с немым вопросом, ожидая приказа или одобрения, но тот головой качает, поднимая руку, и, подбадривая, сжимает плечо, в жесте низкой готовности, этим лишь заставляя недоверчиво хмыкнуть лейтенанта охотников. Выходит вперёд. Переговоры? Пусть так. Интересно, что они скажут и скажут ли вообще что-то, или достанут из задницы ещё одного демона.

 

- Вы не нападаете, почему?

 

Голос Гриффита тих и спокоен — насколько это вообще позволительно в данной ситуации — он держит меч и щит наготове, но, в тоже время, расслабленно, давая понять, что без угрозы извне не представляет опасности. С другой стороны, сквозь шипенье барьера, ропот слышится: кто-то качает головой, а кто-то кивает. Вальтер хмыкает, понимая, — ищут парламентёра, того, кто, несмотря на всю щекотливость ситуации, будет внушать доверие.

 

- Мы… - наконец один из выходит вперёд, разрушая барьер, - Мы не враги вам. Мы просто хотели выжить, а потом уйти обратно в Круг. Это не жизнь, что бы не говорила нам Видрис. Мы маги, а не бандиты.
- Поначалу мы подумали, что вы ренегаты из Ордена и пришли по наши души. Никто бы не удивился, если честно. - то был уже второй, так же вперёд вышедший, чтобы поддержать взволнованного то ли обидой своей, то ли гневом на эту «Видрис» товарища, - А потом увидели символ Инквизиции и решили, что можем, ну… предложить сотрудничество.
- Или просто сдаться, чтобы вы отвели нас в Круг.

 

В наступившей в один момент тишине слышится стук сердец, тяжёлое дыхание, перешёптывания; Вальтер, пытаясь понять настрой отряда, озирается: в чьих-то глазах видит заинтересованность, в чьих-то, как Бернхарда, например, радость и облегчение, улыбкой сопровождаемую, в чьих-то — злобу и откровенное недоверие. Сам же с выводами не спешит, ожидая приказа Гриффита: ему на магов глубоко наплевать, правду они говорят или время тянут, не наплевать на возможную информацию. Была бы его воля, уже давно направились в лагерь, связанными, до выяснения, но у них нет ни лагеря, ни инструментов, ни времени, а потому приходится опираться на чутьё и верить на слово. И это бесит, выводит из себя, не давая со всех сторон рассмотреть ситуацию, взять паузу и подумать о ней под углом наблюдателя. Потому остаётся прямо здесь и сейчас, лишь интуицией, — ну они же не провидицы из Ривейна, в конце концов! — которая имеет неприятное свойство обманывать, руководствоваться. Это бесит, это заставляет паранойю надоедливо пищать за ухом.

 

- Я бы был осторожнее, Эхиопсис, - выдыхает и шепчет, делая шаг — кто-то же должен быть голосом разума, правильно? - слишком всё хорошо. Похоже на ловушку.
- Я знаю… но мы же не звери, в конце кон…
- Es gibt keine Gnade für die Abtrünnigen und Häresien auf unserem Land! (нет милосердия отступникам и еретикам на нашей земле)

 

Стрела с разрывным, алхимическим снарядом со свистом пролетает перед лицом, отрезая целую прядь волос, от резкого поворота головы всколыхнувшуюся, бьёт точно в цель, по остаткам барьера, огнём и металлическими осколками, прошивает почти что союзников, только протянуть руку и согласиться, только довериться. Вальтер шипит, Вальтер воет и со злобой смотрит на того, кто мог это сделать, на единственного: видит, как буквально через него скользит тенью Бернхард в неловкой попытке сохранить хоть что-то, оградить защитить и помочь, как опускается и поднимается меч Гриффита, как люди в замешательстве становятся стеной из щитов, защищаясь от возможных атак недобитых, буквально в одно мгновение.

 

- Oh, Scheiße...
- Что ты сделал, Стрела? Зачем?! - почти плачет маг, когда «в молоко» и по загоревшимся трупам уходит сплетённая магия, пальцем тычет и, поднимая брызги, ногой топает. - Они ведь были почти согласны. Они же люди!

 

«Они же люди...» - отзывается гулким эхом где-то в мозгу, утопая в шуме дождя, звоне металла и искрах зарождающейся цепной молнии. Разворот с перекатом: Гриффит, пряча за своей спиной, прикрывает всё ещё не отошедшего от шока и слёз целителя. Первый удар приходится по щитам, рассыпаясь под тяжёлыми сапогами наседающих, — значит, кто-то из «людей» всё ещё жив и решил сражаться. Вальтер хмыкает: глупые, испуганные маги, всего лишь одни из многих на их обильной практике: даже если они вытащат демона из-за пазухи, с ними быстро расправятся.

 

Вздыхает, кулаки стискивая: ему всё ещё наплевать на них — живы они или нет, с ними они или нет, в Круге они или нет; но ему не наплевать на Элрена, человека, который решил всё за них, в порыве своего гнева не побоялся поверх приказа стрелу выпустить, принять самостоятельное решение. Теперь доказать, что он не прав, поторопившись в своих суждениях, — дело чести. Его, Вальтера, чести. Он — дурень! — где-то в глубине души полагая нечто подобное, не уследил, не успел и даже не подумал, вместо этого стоя как истукан и предаваясь параноидальным маниям. Эти жизни лежат на его плечах, на его руках и на его ещё не до конца прогнившей где-то там, в Киркволле, совести. Эти жизни должны были быть спасены, хотя бы ради сопутствующей информации.

 

«Что это, Вальтер? Зависть? Внезапно проснувшаяся добродетель? Или ты купился на большие и честные глаза героически вышедшего почти на передовую Штруделя?»

 

- Матиас, помо…

 

Осекается, губу изнутри прикусывая, понимая, Матиас уже не поможет, прошли времена его помощи, остались в Эмприз-дю-Лионе с кривым оскалом Выбора. Чувствует, как под ногами проходится ток, черпает энергию: если он не сделает это сейчас, возможно, последним, что увидят в своей проклятой жизни эти недобитые маги — прожаренные в собственном соку латы храмовников. Этого нельзя допустить, они не должны ошибиться сейчас, не должны пасть жертвой ошибки одного идиота. Он не должен. Чего бы это ни стоило...

 

А потом выходит из-за щитов, поднимая вверх руку и вперёд взгляд устремляя, загорающийся голубым пламенем, — живые, мёртвые, у них нет ничего: ни Тени, ни магии, — этого не существует, внутри и вовне, в его разуме и в мире, сотворённым Создателем. Усмехается, когда видит перекосившиеся от гнева и первородного ужаса лица, бессильные перед своим бичом и своей гибелью: оказывается, их всего двое, растерзанные, израненные осколками, остальные порваны в мясо, живое прикрытие.

 

- Что ты делаешь, Фенек?
- Идём, - перехватывая кинжал, командует Бернхарду, Матиасу, даже окликнувшему его Гриффиту, — всем, кто может его слышать, - пока не прилетела ещё одна стрела, а у них нет магии.

 

Отступники пятятся от него, елозя по грязи, вскидывают руки и, лишь бы сделать хоть что-то, пальцы заламывают, но в них сейчас нет ни толики дара, только страх, только отчаяние. Вальтер между ними на одно колено присаживается, лезвиями ведёт прямо к шеям — одно неверное движение и они распрощаются со своими жалкими жизнями.

 

А ведь всё так хорошо начиналось, правильно?

 

- Я прошу извинить нас за это недоразумение и меня за излишние меры предосторожности, все мы немного…
- Ублюдок! - в него плюют с одной из сторон, но Вальтер этого даже не чувствует.
- ...нервные в последнее время. Предложение нашего капитана всё ещё остаётся в силе. Одно слово за и я уберу от вас сталь, помогу подняться и отправлю к нашим целителям. Одно слово против…
- Права была Видрис. Эта «Инквизиция» точно такие же, как те храмовники.
- Нет…

 

Вальтер поворачивает голову, вглядываясь в черты изувеченного лица отказавшегося, незнакомые и знакомые одновременно, как по чьему-то  смутному описанию; пытается смотреть в чужие глаза, но те пляшут, будто бы ищут кого-то за его спиной, чуть поодаль, будто бы видят… Матиаса? А потом на лицо нисходит блаженное озарение.

 

- Они убили мою сестру. Просто так, потому что одному из них мы не понравились. Давай заберём их, Артелис, я использую то, чему нас учили. Ты чего молчишь, совсем с дуба рухнул?.. На кого ты уста...
- Убивайте.

 

Мгновение, будто росчерк пера по бумаге. Болтун умирает, захлебнувшись в собственной крови. Из его рук так и не смогло выйти ни капли проклятой магии.

Названный Артелисом остаётся жить.

[Matias Arcas 1 345]

Их посадили в мешок, перетянули горловину верёвкой, а на том конце привязан камень. И летит он вниз, кажется, целую вечность. И от страха, смирения, в попытках выбраться, грызутся между собой, остервенело, безжалостно. В ход идёт всё. И не жаль им ничего, ни клинков, ни слов, ни стрел. Всё в ход. Такова суть всего живого. И особенно чётко она видима сейчас.

Группы живых, перетасованные демонами разной степени опасности, за клочок земли дерутся. За что? Почему? Смысл, который назвать практически невозможно отыскать. Просто потому, что одним сказали, будто они должны, а другие просто защищаются и прячутся. И те, и другие, опасны смертельно друг для друга. И не останавливаются — бьются. Какой же должна быть награда за победу в этом? Вечное блаженство, лавры уничтожителя всего тёмного на свете, что?

 

Но именно сейчас, именно здесь, Матиас чувствовал себя так хорошо, как не чувствовал себя уже очень давно. Кратковременная вспышка, или же его решила пожалеть сама судьба, он не понимал. Делал лишь то, что лучше всего умел — дрался. Человек, демон, какая разница? Он знает, как их поразить, научен горьким опытом. Все, кто поднимает оружие или лапы на него — лишь мишень, которая будет устранена любой ценой. Если хочешь победить — уничтожь угрозу. И это понимание приходит к нему лишь сейчас. Он — не знающий и не понимающий, что такое любовь, доброта, понимающий лишь ненависть, оружие и смерть. Так долго играл в того, что с самой сутью бодается. Лишнего не убей, давай шансы даже негодяю, а будет тяжело — не ложись бременем. Только куда его это привело? В грязь болот, а не к Создателю на банкет.

 

По пальцам пересчитать, когда военная машина, в миниатюре, в которую был Матиас вплетён — работала так чётко и эффективно. Маги, лучники, воины — единый механизм. Быть частью его, если не удовольствие, то крайне приятное ощущение. Под градом их ударов гибнут враги, их защита непробиваема, а боль неощутима. Ряды защищающихся сминаются. Последним аккордом становится совместная атака магов и лучников. По всей площади сражения.

 

До этого момента, Аркас, головы не поднимавший, чтобы осматриваться по сторонам, закрывающийся щитом и бивший мечом, как учили, для демонов остатки храмовничьего расходуя своего, скрипит доспехами. Его, как налетевшей волной, накрывает духота, а к вискам и конечностям сбегается ледяной пот. Стягивает с головы шлем, остановившись в момент, когда началось перестроение для окружения остатка противника. И смотрит на свою защиту. Следы когтей, пятна от того, что наполняет живых и не очень. Когда только успел пропустить удары — не помнит. Как слитая в сплошное месиво битва пролетела, и вернула мужчину ровно к началу.

Шлем порывается было надеть на голову, но кажется, будто тот сжимает голову, мешает дышать, забирает весь свет, погружая во тьму всё, что под ним, в том числе и мысли. Откидывает повреждённую часть снаряжения, и спешит туда, где уже все готово к принятию капитуляции, или к последнему аккорду схватки. Готовы все.

 

- Ты чего, южанин, - тычет Гриффит пальцем в голову Матиаса.

 

- Разбит, - мотнул головой неваррец.

 

Оба пробираются так, чтобы первым встречать нападки оставшихся. Это их работа. Авангард. Как-то раз, когда лейтенант ещё сержантиком бегал, да бандитов гонял, и спросил у старшего офицера в их отряде, в чем суть того, чтобы быть в первых рядах, и почему это так почетно, почему вызывает уважение других. Тогда ему ещё не доверяли настолько, чтобы отдавать подобную роль. А тот лейтенант, место которого Матиас занял спустя несколько месяцев, ответил просто:

 

- Мы — авангард, парень. Наше дело — смерть.

 

И сколько раз эта смерть видела неваррцу. Сейчас же он видел её, как никогда раньше, наверное. Нет, это было не то, что в Киркволле. Этот небольшой клок грязи среди болота теперь стал воплощением слова. Трупы, с разной степенью увечий, останки демонов, части тел, стрелы, оружие, всполохи огня, куски льда. Всё, что только можно было применить для уничтожения друг друга — применили. Не сдерживались.

 

На глаза от самых висков начало давить, веки стали тяжелеть. И без того было тошно.

Схватка не началась. Вместо этого проявились зародыши переговоров. Матиас даже посмел выдохнуть, наконец-то, прикрыл глаза и потёр их пальцами, чтобы избавиться от гадкого ощущения, сдавливающего ему череп, и от этого казалось, что глаза из орбит вылезут.

Разговоры были не для него, и он даже на секунду поверил, что всё, договорятся, не придётся драться. Что решение найдётся, заблудших овец вернут в Круг или что-то решат. Что не придётся лишать их жизни. Крови пролито с излишком. Но речь андерская. Свист стрелы. И переговорщики, которых и так осталось мало, слегли. В какой-то миг.

 

Зрачки Матиаса сузились, а дыхание перехватило. Для него, идущих на контакт, готовых сдаться, взять и убить — это… выше его сил. Он жестокий, убийца, монстр, цепной пёс. Но чем тогда он лучше, если пренебрегает милосердием и голосом разума?

Взглядом ищет того, кто выстрелил. В следующие секунды, им руководят не мысли, а рефлексы. Вслед за Вальтером выбирается из ряда щитов. Оружие в руках, как пресловутые мешки, только полные камней и тянущие вниз. В такое не верится. Но, может, хоть кто и выжил.

Нет, это можно объяснить. Правила игры изменились. Миром правит жестокость. Архаичные веруны в добро, милосердие и справедливость — первыми под пресс этого мира попадают. Командованию виднее. Можно абстрагироваться. Забыть, о том, что видел. Как раньше. Ровно до…

 

- Артелис… - приблизившись, вырывается из Матиаса неслышно.

 

Сцена расправы над одним, шибко рьяным, агрессивным и мстительным. На него плевать. А нож у горла светловолосого мага, как нож у своего горла. Последний поступок его, еще не упавшего на дно, связан с ним. И в Старкхэевене… Аркас просто смотрит, а его, как и там, нагоняет чувство ответственности за этого раздолбая. Вспоминает их путешествие от Хэмблтона. И в голове завьюжило, засквозило.

 

- Убери, лейтенант, - рычит на Вальтера, в руках которого оружие.

 

А рык такой. Совсем изнутри. Это стало личным. И клинок Вальтера, и та стрела, будто бы все андерцы, что смотрели на выжившего мага враждебно, смотрели и на него самого. Часть жизни. Последний кусок того прежнего глупого храмовника.

Сердце подступило к горлу, нижний ряд рёбер сдавило. Зубы стиснулись до скрежета. Глаза осматривают Артелиса, пытаясь увидеть, куда ранен.

 

- Ты такой же? - говорит маг, когда их взгляды встречаются, совсем равнодушно, пусто в его словах. - Выходил, лгал?

 

- … - Матиас даже не нашёлся что сказать, глаза стыдливо спрятал. - Так в Андерфелсе решают проблемы?

 

Из рук выпадают мешки-оружие. Лейтенант оборачивается и идёт прямо на ряды союзников, глазами пустыми таращась в землю. Кулаки его сжаты до скрежета металла на пальцах. Шаги тяжелые. Грязь хлюпает под ногами.

И сделав несколько шагов от места, где распластались маги, да Вальтер рядом с ними, глаза пустые поднимает:

 

- Хорошая работа.

 

А голос пуст. Пугающе пуст. Для него самого.

[Adalfus aus Hossberg 172]

Адальфус в сторонке оставшуюся часть боя стоит, несколько ошеломленный той силой, что чуть из него не вырвалась, тем, что едва он смог контролировать. Он ещё по пути через орлей осознал, насколько становится в этих местах нестабильна магия, и вот ощущения этого было не по себе. Что же делается под самой Брешью, где, благо, колдовать ему пока не приходилось. Это было несколько страшно – понимать, что теперь твоя магия может работать несколько непредсказуемо. Однако годы обучения никто отменить не мог, и мужчина постарался взять себя в руки, оставаясь невозмутимым в лице, смотря за тем что пропустил. Осталось магов не так-то уж и много, и Гриффит дает знак. Переговоры.
Адальфус, опираясь о посох подходит чуть ближе, благодаря про себя Создателя и судьбу, что Мирей осталась в Скайхолде, что помогает тамошним лекарям и не суется на поле брани. Тем более, что ей не стоит пока что пользоваться заклинаниями, слишком уж велик шанс что не совладает с силой, что сейчас в каждом, кто носит частичку Тени в себе, нестабильна и практически взрывоопасна. В голову снова влез образ отступника, с которым они в Гислейне расстались. Интересно, где он сейчас? Уехал ли туда, куда сказал, или же тут обманул? Он не будет знать ответа на этот вопрос скорее всего.
Краем уха слышит разговор, вслушивается, подходит ближе, вставая чуть позади Гриффита, что на него никак не реагирует, ибо привыкший уже к тому, что за ним как вечная тень таскается конкретный чародей.
- Я бы был осторожнее, Эхиопсис,- слышит слова Вальтера и нисколько и мне удивляется, зная, что сейчас почти все такого же мнения,- слишком все хорошо. Похоже на ловушку.
- Я знаю,- отвечает ему все также спокойно капитан храмовников, несколько устало вздыхая,- но мы же не звери в конце кон…
Дальше все было слишком быстрым и сумбурным – Адальфус едва смог увернуться вместе с Эхиопсисом и Штруделем, откатился в сторону, прямо в лужу, и весь теперь был в грязи, но был по крайней мере не задет ни взрывом от стрелы, ни магией.
Смотрит на Стрелу так, как редко даже на памяти Гриффита смотрел на людей, демонов и малефикаров – огонь буквально горел в пурпурных глазах, и сам маг будто был сейчас похож на тлевший уголь, на который подул ветер, от чего он снова начал гореть. Штрудель даже несколько пугается такого вида энтрописта, как и большая часть магов и храмовников. Такого Адальфуса не видел никто.
- Тебе пора уйти из нашего отряда по выслуге лет из-за слепоты, Стрела, иначе я не понимаю почему ты пропустил сигнал «Не стрелять», чтоб тебя! - почти что шипит, после чего снова откатывается в сторону от летящего в него заклинания, благо хоть не попало. В горле застревают ругательства, разные, весьма красочно описывающие храмовника как личность, но они тонут в осознании, что им уже ничего не изменить ни бранным словом, ни поступками. Прошло это время вместе с выпущенной храмовником стрелой.
Адальфус встает с колен, смотря на уже беспомощных магов, на Бернхарда, что с некоторой благодарностью косится в его сторону. Все-таки Адальфус не был прямо-таки чудовищем, и если что мог даже за отступника заступиться, пока тот оправдывал доверие и не старался навредить ни ему, ни отряду. Или если это был ребенок – тут было вообще без вариантов, сколько бы ни пытался Элрен надавить на «они все с детства такие, надо уничтожать их под корень», в порыве своего рвения личной вендетты.
Все-таки стоило дольше упираться вместе с Гриффитом против инициативы Сельмы. Хотя, после всего произошедшего, никто не мешает отрапортовать ставке, чтобы Элрена отправили в другой отряд, и тогда тот перестанет быть занозой в заднице.
Как говорится – с глаз долой из сердца вон. Но не сейчас, так что придется пока что терпеть этот несколько ненавистный груз.
Вальтер убивает одним движением клинка отступника, и теперь остается только один, у горла которого все ещё был нож. Тот даже не сопротивляется, и видно, что он и не хочет, что знаком с пошедшим вместе с ними неваррцем, и не представляет сейчас угрозы, раненый и напуганный.
- Вальтер, я не думаю что…- начинает чародей, но его прерывает рык Матиаса, что скорее животный напоминает. И в голосе этом, как и в человеке, огонь неконтролируемый чувствуется. Огонь, что только недавно горел и в нем самом, но сейчас потух, правда неизвестно как долго это затишье продлится. Он так и не может вспомнить, когда начались эти приступы, в которые он перестает контролировать себя, не понимает так же как от них избавиться.  И это его очень пугает.
Подходит практически вплотную к Артелису, совсем юному мальчишке, что едва младше Вальтера или Бернхарда, что смотрит с опаской яркими зелеными глазами на чародей, и тот садится перед ним на колено, на посох опираясь, молчит какое-то время, осматривая повреждения, после чего осторожно, дабы не испугать, открывает сумку, роется в ней, доставая склянку с зеленоватой жидкостью. Энтропист выглядит спокойным сейчас, его маска холодности, недавно треснувшая, снова на нем не надета, и в взгляде его читается понимание.  Понимание того, что сидящий перед ним маг может быть напуган, что он сейчас недоверчив и из-за этого может стать несколько агрессивным. С такими стоит быть аккуратными, потому что те могут взорваться изнутри как бомба.
- Это лечебное зелье. Понимаю, тебе есть резон мне не доверять на слово, так что я сделаю по-другому.- открывает его и делает глоток, показывая его безопасность, после чего протягивает отступнику. Он максимально осторожен, следит краем глаза за тем, чтобы никто ему не помешал вести беседу с Артелисом, надеется, что Гриффит следит за остальными, дабы те не натворили дел. Он один не исправит совершенной ошибки, да и сгладить углы у него скорее всего не выйдет, но попытаться все-таки стоило.
- Оно снимет боль на время, чтобы не было так мучительно жить.- говорит с пониманием дела, ведь сам такими нередко пользуется.- Потом, наш лекарь тебя осмотрит и пролечит.
Шрам на слова Ады только фыркает, понимая что его мнения не спрашивали, однако тот в принципе всегда придерживался позиции, что если надо лечить – лечим, так что особенно не сопротивлялся. Бернхард смотрел в сторону старшего чародея с долей благодарности, потому что тот все-таки нередко поддерживал мирное решение конфликтов, пусть и не всегда это выходило.Сейчас же это было даже необходимо, ибо чувствовал энтропист, что может мальчонка пригодиться. 
- И, если всем так будет спокойнее, мы с Штруделем будем за ним следить.- смотрит в сторону Вальтера и Гриффита, заметив недовольное лицо Стрелы, что продолжал сжимать в руке лук, да несколько нервно едва заметно дергать тетиву. Ему хотелось выстрелить отступнику прямо в голову, а ещё больше – в Усмиренного, что нередко ему ставил и до этого палки в колеса, но пока сдерживал себя. Пока.
Альва и Кхорна переглядывались между собой, в принципе согласные с старшим чародеем, Мориц был более скептичен, однако рассудил, что полученная от отступника информация может пригодиться, как и помощь в понимании ситуации на болотах.
Последнее слово все равно оставалось за стоящими неподалеку храмовниками, и энтропист мог разве что предложить свою посильную помощь да ждать либо одобрения, либо отказа.

[Walter Erwin Kratz 2 104]

«Нет свободы врагам свободы...»

 

Вальтер вдыхает взрывную смесь из алхимического огня, крови, гнили и страха, — своих неотрывных спутников, смотрит в лицо Артелису — или то лишь имя для подполья, кто знает? — отчуждённое, разорванное, покоцанное, извращённое жизнью в неволе бегов, смотрит на много раз заштопанный фиолетово-серый наряд — мантию одного из Кругов, с бережно вплетёнными в неё и охраняемыми, кажется, более сердца и жизни узорами и бусинами — ясно, почему не менял, перешил для похода; смотрит на волосы скомканные, но когда-то тёплого пшеничного цвета, когда-то красивые. Смотрит на то, как жалок маг перед ним, — «под ним…» — под лезвием, в каком он отчаянии, долго, по каждой из смутно уловимых человеческих черт узнавая для себя что-то новое: о том, что любил — по красной птичке на рукаве; о том, что верит — по церковному солнцу на аграфе плаща; о том, что не желает зла, по чистым — даже сейчас, даже на заскорузлом треклятом болоте — рукам.

 

Кивает мыслям своим, людям, вокруг столпившимся, убирая в ножны кинжал и вставая с колен, кивает Матиасу. Понимает, слишком сильно чувствует несвойственную, недостойную рыцаря Ордена жалость к этому магу, как и всем невольным жертвам раскола, попавшим в водоворот проблем, потому что Великая Чародейка Фиона внезапно для всех потеряла даже остатки положенной ей, например, по статусу рассудительности. Говорят, когда-то она была Серым Стражем, но позднее вернулась в Круг, излечившись от Скверны, говорят, именно эта свобода и, в какой-то степени, почитание связали её с либертарианцами, говорят, она хотела как лучше. Многое говорят и многие, но Вальтер не верит в то, что находится за гранью привычной ему реальности: её бы не приняли, не сделали лидером, послали на опыты, а так… Власть развращает многих людей, даже лучших, а она захотела ещё больше власти, ещё больше влияния. И сгорела на этом, ослепла, продавшись Венатори — даже не в Тевинтер. Всё куда прозаичнее.

 

Вальтер хмыкает, желая мимо толпы пройти, чтобы, взбаламученную недавним боем, собрать к следующему выступлению, помочь в этом Гриффиту — кто-то же должен строить своих людей и брать за это ответственность; но, сделав лишь шаг, натыкается на лицо Матиаса: хмурое — что привычно весьма, злое — ещё более, и какое-то до зубного скрежета опустошённое, как у тех мертвецов, что в огромном множестве убили они, подбираясь к первому лагерю, будто дрянная — пусть и весьма предсказуемая после ликбеза про «враги все» — выходка Элрена, затронула в душе храмовника оставшиеся звонкими даже после всего струны, что-то чересчур личное.

 

Это заставляет Вальтера поморщиться, копаясь в самых дальних уголках собственной памяти, найти зацепку в чрезмерно известной, обильной в своих мельчайших подробностях биографии. Выходит у него скверно, пусть имя и крутится на языке, отсылая к годам до войны, рыжей бестии Нокс и, кажется, Старкхевену. Но что делать тому скромному влюблённому магу здесь, на самом краю географии? Что-то не сходится, и, то ли отчаянно помотала их за этот год жизнь, то ли Артелис — вдали от Марки имя не такое уж и нераспространённое.

 

- Я разберусь, - два слова и только.

 

Плечо сжимает с напором, с давлением, ему совершенно несвойственным, во взгляде — лишь лёд, холодный, как погода в горах, и острый, как сталь у андерцев. Матиас знает, что кроется за теми словами, прекрасно знает — предвкушение скорой крови, потому что тогда, в далёком Орлее, они и точно такой же взгляд были последними перед прыжком в неизведанное. Параллель, которую не возможно понять разумом, только прочувствовать. И остановить. Или же, наоборот, не останавливать.

 

Вальтер не ждёт ответа от опустившего руки товарища, Вальтер идёт разбираться, большими шагами по грязи напролом топая, раздвигая не удивлённых такому исходу — чему удивляться, если так должно? — солдат уже Инквизиции, Вальтер напускает радостную улыбку на себя и подходит к лучникам...

 

- Возьми свой меч, Южанин.

 

Где-то за спиной Гриффит с тяжёлым вздохом и заботой отеческой поднимает оружие, из рук выпавшее, и, взглядом обращаясь к понятной без слов сцене за занавесом из дождя и моря расступившихся людей в столь непривычной зеленовато-чёрной форме столь непривычной им организации, обратно в руки передаёт почти что насильственно; где-то за спиной Штрудель и Шрам колдуют над телом благодарного и, кажется, даже слегка ожившего Артелиса; где-то за спиной узнают нужную им информацию, ну а здесь…

 

- … Отличный выстрел, Бетти. Поздравляю со сразу тремя убитыми. С моего ракурса это было даже эффектно. А как разлетались тела.

 

Вальтер тянет последнее слово, под удивлённые взгляды и шепотки подходя  к тому, кого просто поблагодарить хотел или поддержать в сложной с моральной точки зрения ситуации, на дежурное «я рад» кивает покорно и смотрит почти восторженно, со всей присущей ему, вбитой уроками указкой по пальцам благовоспитанностью, подаёт руку, будто бы чтобы пожать, но — мгновение — ударом под рёбра сбивает чужую заносчивость, с высоты роста хватает за горло, сжимая ошарашенного таким исходом, озлобленного — или то только кажется и всё это игра обоюдная? — на очередную выходку Элрена; чувствует, как сильные пальцы лучника до хруста стискивают запястье в ответ, и ухмыляется, язвительно и безумно в глаза напротив оскалившись.

 

- Du gehst mir auf den Sack, Dummes Schwein. (как же ты меня заебал, тупая свинья)

 

Шипит прямо в лицо. Кто-то совершил очень большую ошибку, кто-то теперь за это поплатится...

 

- Понимаешь, Южанин, каждый из нас проходит тот период в своей жизни, когда мир делится ровно пополам, на чёрное и белое. Мы хорошие, а отступники — не важно при том, какие и почему — плохие. Мы приносим добро и порядок, а они — только разруху, боль и демонов...

 

- Знаешь, Бетти, мне не жалко тех магов. Мне жалко дорогую взрывную смесь, которую ты использовал, просто потому, что это приспичило твоей жопе, - подаётся вперёд, шаг за шагом, прямо в болото и, кажется, только на внутренней силе своего гнева заставляет пошатнуться и отступить того, кто куда лучше сложен физически. - Мне жалко то, что в твои мозги залезла уховёртка, отложила там личинки, а потом сожрала, превратив из хорошего человека в тупорылое уёбище. Мне жалко, что мы не получим большую часть информации, а ещё… Ещё мне жалко, что ты вообще решил пойти за Гриффитом.

- Vous les tueries de la même manière, alors, quand vous auriez découvert tout ce dont vous avez besoin. On pourrait dire que j'ai soulagé leurs souffrances. (Ты бы убил их точно так же, но потом, когда узнал всё нужное. Можно сказать, что я облегчил их страдания)

 

На лице Стрелы нет ни унции раскаяния, лишь чужеродная здесь улыбка превосходства, будто всё подстроил специально, будто именно на такую реакцию и рассчитывал, будто весь разговор, от и до, был продуман заранее. Вальтер морщится, заглушая навязчиво твердящий об этом голосок паранойи — и где она была, когда это нужно? — и на землю прямо перед своими ногами смачно слюну вперемешку с грязью, налипшую во время манёвра, сплёвывает…

 

- … Некоторые, милостью Создателя, выходят из этого возраста. Мир обрастает для них совсем другими красками…

 

Вальтер выдыхает, головой качая из стороны в сторону, отпускает горло чужое так же быстро, как схватил, смотрит на руки свои, не дождём — кровью обмытые, губу прикусив, заводит их за спину: этот ублюдок прав, как всегда, потому что их воспитывали для одной цели — уничтожения непокорных и особо опасных магов, пусть и прошло давно время то, а пути разошлись, со взрывом Церкви открыв перед кем-то дороги новые, а кому-то закрыв глаза наглухо.

Их воспитывали одинаково.

 

- Oui. Mais seulement s'ils n'acceptent pas la protection offerte par le cercle de Hossberg et n'ont pas rejoint l'Inquisition. (Да, но только если бы они не приняли защиту, предложенную кругом Хоссберга, и не присоединились к Инквизиции)

- Vous pouvez dire à votre nouveau "meilleur ami" à quel point vous êtes bon et même y croire. Mais vous ne pouvez jamais vous tromper. Nous sommes pareils. (Ты можешь сколько угодно рассказывать своему новому "лучшему другу", какой ты хороший, и даже верить в это. Но ты не обманешь себя самого. Мы одинаковы)

 

Чувствует, как мимо него проходят с гордо поднятой головой, близко, даже для него непозволительно близко, разворачивается, желая напоследок прописать смачную такую пощёчину, но тут же осекает себя — иначе дуэль за кучку голозадых магов и собственную расшатанную мораль может совсем печально закончиться. Нужно идти. Этот разговор — капля в море — точнее, в болото, очередная причина, почему год назад он практически сбежал из Хоссберга.

 

- … Другие же так и остаются детьми. Не злись на Стрелу, Южанин. Он просто ребёнок, который чересчур профессионально играется со стрелами. Можешь злиться на меня, за то, что не уследил за этими оболтусами, - Гриффит улыбается добро, тепло и заботливо, так, как должны улыбаться отцы — не командующие, жестом просит отвернуться от закончившегося как всегда ничьей поединка, взглянув на картину куда более пасторальную: помощь раненому, пусть и отступнику. - Но я тебе не советую. От себя обещаю, что этого больше не повторится. Андерцы — справедливый народ, в основной массе своей. Если не вырастают великовозрастными идеалистами.

 

А тем временем Артелис наконец-то приходит в себя и начинает рассказывать об их лидере — Видрис и двух прихвостнях-малефикарах, от которых и бежали они, решив начать новую жизнь, засевших как раз чуть западнее, в природной, защищённой барьерами и ловушками крепости.

[Matias Arcas 1 345]

Он мог бы быть хорошим другом, но ему не хватало доброты и понимания. Мог бы быть хорошим солдатом, но не хватало дисциплины, и в голове не работал принцип, будто бы цель оправдывает средства. Храмовником тоже мог бы быть хорошим, да только вера была подорвана, а вид лириума вызывал лишь рвотные позывы, задолго до «происшествия». А еще бы мог быть хорошим наследником, если бы оправдывал надежды отца, если бы был первенцем. Мог бы быть замечательным командиром, но отправлять людей на верную смерть и быть им больше, чем старшим по-званию товарищем — не мог, не умел. Мог бы быть хорошим человеком, но не хватало самого главного, - души. Мог бы…

С юных лет вечно перспективный, вечно готовый выполнять приказы, знающий, как важна его роль, как защитника, как авангарда. Но это же было камнем преткновения. Вечная вторая партия, старенькая лютня на подхвате у новенькой, красивой, сделанной искусными мастерами. Кто-то получал звания и признания. Но одно оставалось незыблемо — Матиас в звании рыцаря-лейтенанта, его щит, и изможденный вид, когда другие могли позволить себе повеселиться. Он бы, может, и рад измениться, вернуться назад. Вот только время не в его власти, а то, что есть, оборачивается одной непрекращающейся мукой. За моментами просветления всё сильнее утягивает в бессознательную темноту, туда, к себе в мысли, где со своими личными демонами один на один.

Кулаки сжимаются инстинктивно, собираются с силами. То ли выместить что-то, что пробуждалось внутри на ближайшем подошедшем, то ли чтобы продолжать стоять на ногах, элементарно не падая перед теми, с кем еще предстоит делить нелёгкую участь. Пальцы разжимаются. На какой-то миг становится легче, спокойнее, тише. Но вот снова. Тряска остатков души лириумными лапами, что когтями впивается в крохотные остатки, что не догнили за годы.

 

От прикосновения к плечу пробивает холодным потом, от места нажима, как от удара по замерзающей плоти кувалдой, знакомое ощущение, поползла боль к шее, к груди, затухла почти сразу. И с холодным потом, внутри заледенело немножко больше, чем должно было.

 

- Мне наплевать, - говорит негромко, но до Вальтера это донесётся, он услышит.

 

Так просто сказать, еще легче самому поверить, что в это сказал. А сколько облегчения. Стальные двери внутри, как последний шанс обезопасить какую-то часть себя и закончить миссию, закрываются. Внутри сердце пропустило удар, он пришёлся в район глотки, заставив задышать ртом, да полной грудью, чего уж там. Надышаться, чтобы продолжить. Побеждает тот, кто ровнее дышит, чаще и не забывает об этом. Забывать — смерти подобно. В его положении хохма выходит даже смешной, малость самоироничной.

 

Удивительно, что проблему не стал решать старший. Капитан остался статистом, решил, что может донести что-то для того, кто знаком с ним так мало и перекинулся первой пачкой слов перед боем. Как-будто примерить решил на себя роль папочки, просто потому что старше. Вот только такого Матиас не любил совсем, промашечка вышла. Как ненавидел своего, так и любого претендента автоматически записывал в список тех, с кем воздержится общаться. Больше пользы было от того, что подал меч.

 

Который был взят и воткнут лезвием в землю под ногами. Ему мешали дышать. Это казалось самым важным. Голова, будто бы побитая булавой, отзывалась болью то там, то тут, глаза нехотя открывались, когда веки смыкались. А губы были безнадёжно сухими. Вот только пить не хотелось. Горло драло, как при простуде. И подмывало ещё разок за деревцем опорожнить желудок, в котором не было абсолютно ничего.

 

А Гриффит всё распалялся. Про добро, про порядок, взросление. Смену приоритетов, восприятие. Всё это лишь слова. Подтвердить которые можно, конечно, показав на живого Артелиса. А с другой стороны… Пусть поднимет руку тот, у кого чисты руки, и на них нет крови невиновных. Пусть даже Гриффит глянет на свои, вдруг там уже выше локтя кровавая вонючая корка пристыла и отлипать не хочет.

 

Финальный штрих — поиск оправданий своему бойцу. Оправдать тем, что тот ребёнок, но при этом он решает за всех, плюнув на дисциплину, командира, возможность сохранить жизнь. И такая трепетная забота о том, чтобы не досталось проблем этому ублюдку, возомнившего себя самим Создателем, решившим, что он и судья, и палач. Очень зря. Очень зря командир андерцев встал на защиту. Если до этого Матиас мог найти всему объяснению, прожевать, закусить поводья и двигаться вперёд, продолжая достигать общей благой цели, то теперь у него весомые сомнения о том, что будет после того, как их миссия закончится.

 

Снова вдыхает, и выдыхает. Громко, резко, будто вдохнув новый глоток жизни, способный его поддержать ещё немного. И оборачивается лицом к Гриффиту. Смотрит, наверное, с тем же лицом, оно плохо чувствуется, и, кажется, в выражении не меняется. Зато взгляд стал не таким замыленным. А чётким. Злым.

 

- Мне плевать на то, что ты пытаешься до меня донести. Услышал достаточно. Может, эти бойцы такие впечатлительные, но увы. У меня есть задание — я его выполняю, - смачно плюёт под ноги. - Держите этого выродка от меня подальше. Видит Создатель — жизнь закончит инвалидом. Это будет справедливо. Ты оценишь, капитан, раз твой народ такой справедливый.

 

Выдёргивает меч, стряхивается капли воды и об наруч вытирает прилипшую грязь, да траву. Смотрит на лезвие, устремлённое по диагонали к низу. То поблескивает, будто бы под слоем разводов совсем новое. Но виды видавшее, и боёв переживших массу. Отправляет оружие в ножны, закрывает глаза. И понижает голос так, чтобы слышал его только Гриффит:

- Кто-то косо посмотрит на этого мага — глотку перегрызу. Даже без оружия.

 

Рыть себе могилу нужно профессионально. С чувством, с толком, расстановкой. Вот так просто вбить между собой и старшим по-званию кол — нет ничего проще. Потому что он ему не командир. Это здесь он старший, всего лишь. Матиас подчиняется другим. Сейчас — только себе. Он пришёл добровольцем туда, куда по хорошему, мог не идти. Но решил, что так будет проще справиться с недугом. Обрёл проблем.

 

Идёт туда, где маги помогают старому знакомому. Тот уже пришёл в себя, с живостью в глазах, с радостью освобождённого, что-то начинает быстро-быстро рассказывать. С той жизнью, какая была и той давней ночью в Хэмблтоне. И встречает, на удивление, не со взглядом волчьим, а с каким-то, благодарным, каким освобожденные пленники смотрят на освободителей. Пытается подскочить, завидев, что к нему лейтенант приближается.

 

Тот подходит сам и протягивает руку. Поднимает мага с земли сырой, а тот так и повисает. Ослабленный, бледный, но готовый болтать, как заведённый. Горбатого могила исправит. Артелиса разучит болтать только смерть.

 

- Это второй раз, - скупо подмечает Матиас, вглядываясь Вьюнку в глаза.

 

А тот, пытаясь сдержаться, вдруг сквозь прикрытые зубы выдаёт смешок. Будто это и ожидал услышать. Глаза прячет, но позже перестаёт играть в смущённую девицу. Смотрит, собрался с мыслями.

 

- Благородный сэр, это судьба, - отшутился тот. - Но, вас всех интересует Видрис, верно? О-о, я всё расскажу. Только заберите меня отсюда.

 

Чего-то такого уже ожидал и сам храмовник. В конце-концов, за долгое путешествие и житьё в Старкхэвене, этого товарища изучил достаточно. И вовсе не был удивлён.

 

- Рассказывай. Только без глупостей, а то…

 

- Ноги оторву — ветки воткну, скажу, что так и былО? - прервал Артелис, снова пытаясь улыбаться, но тут же изменился в лице, вопросительно смотрит на магов, затем на Аркаса. - У вас карта есть?