Завершено Местные слухи: So seek the wolf and not the man

[Narrator 926]

SO SEEK THE WOLF AND NOT THE MAN

Дата: 5 Первопада, 9:42 Века Дракона
Место: Ферелден, опушка леса Бресиллиан
Погода: холодно, достаточно темно, над головой тучи
Участники: Melissandre Raven, Kremisus, Morin
Вмешательство: ГМ (преимущественно пассивный мастеринг)
Описание: военное время и без того неспокойно, но одни из самых печальных событий случаются на тракте и в забытых людьми местах. По слухам, на самой границе между эрлингом Южного Предела и лесом Бресилиан среди деревьев стали замечать тени странных существ. Размером они почти что с кунари, вроде как способны на двух ногах ходить, да только вместо характерных рогов и головы — огромная волчья морда с горящим кровожадным взглядом. Всё бы ничего, тени и тени, дальше опушки леса они ранее не заходили. Но примерно неделю тому назад одна из этих тварей утащила дочь старосты деревни, расположенной неподалёку от опушки.

[Melisandre Raven 56]

Расползается, зеленея, где-то в небесах всё сильнее Брешь, и тучи серые, мрачные, низкие, её заволакивают, мокрый снег идёт по дорогам и тропкам, грязь развозя, изморось оседает на тонкой ткани плаща большими, холодными каплями, ветер дует, треплет нервы и давно посеревшие от пыли тысяч путей когда-то пшеничные волосы. Сколько дней — а может месяцев, лет? — нужно идти от края до края Ферелдена, скольким людям помочь, чтобы они не чувствовали себя беглой оборванки — когда-то в далёком прошлом подающей надежды волшебницы — несчастнее, скольких солдат колыбельной последней утешить, сколько собрать придорожной травы? Не счесть, и не хочется.

 

Деревня новая, как новая веха, глава романа дурного о жизни и смерти в безвестности, на этот раз — не просто по дороге, чтобы хоть как-то перевести дух и на похлёбку простую заработать припарками, стать на человека хоть как-то, хоть чем-то похожей, не на рыцаря — чародея даже, не на мага, старшими чародеями за отвагу и смелость, а матушкой церкви за набожность уважаемого; на этот раз — по от Рыжих Дженни заданию, поручению кривых строк на скупом, жёстком листе пергамента.

 

Мина меж пальцев проводит всполохи пламени, руки греет, близ ворот, чуть покосившихся, ввечеру останавливаясь, на бумагу смотрит, кусок карты, с крестом — описанием, потом — на чернеющий где-то вдали пиками вековых деревьев Бресилиан, выдыхает, храбрится, снимает с себя тонкую пелену огненных бликов, в любой, даже самый лютый мороз, так удобно под тонкой, заштопанной десятки раз мантией согревающих. Удобно для мага, но не для отступника. Даже сейчас крестьяне временами не принимают помощь или принимают с трудом, на «ведьму» кидаясь с топорами и вилами, гонят, не видя разницы между помощью и проклятием, малефикаром зовут, боятся в жаб превращения. Она не винит их, понимает прекрасно каждого, наивные, запуганные деревенские: один раз обжёгшись на молоке, начинаешь на воду дуть, пострадав от ворожбы тёмной, ведьмой кличешь каждого с посохом.

 

«Оборотни унесли дочку местного старосты, разберись. Приходи в таверну за помощью. Пароль: у Инквизиции грязный носок вместо флага»

 

Вот и всё, нет ни места, ни описания. Пара строк новой цели да какая-то тарабарщина. Мина жмурится, вихрем магии заставляя пальцы пылать чуть сильнее, как на огненном шаре — не лёгкой вспышке сосредотачиваясь: каждое заклинание ныне требует предельной для мага ясности, каждая струна Тени может обернуться чем-то из ряда вон, иногда фатально, иногда — до одержимости. В этот раз всё идёт хорошо, ярким светом горит бумага, оседая на пальцах обжигающим пеплом и копотью.

 

Руки о плащ отряхивает: тот и так уже слишком, до неприличного грязный, стерпит и это; потом друг о друга и воровато, по-детски на тропу чернеющую — не увидел ли кто? — по привычке ещё времён Круга озирается: не пристало юному магу порочить доброе имя пятнами на выглаженной мантии, не пристало заниматься тонким искусством чар с растрёпанным колтуном волос и грязными пальцами. Лишь когда дело кажется сделанным, а улика — уничтоженной полностью, за ограду заходит, проходя по вытоптанной повозками и сапогами тропе меж деревянных домов и закрытых на тяжёлые амбарные замки хозяйств в сторону единственного, хорошо освещённого двухэтажного здания.

 

Никого нет на улицах, даже внутри домов, кажется, тишина гробовая и захлопнуты ставни, будто вымерли все, обжитое годами, если не столетиями, место в спешке покинули. Знает, не так это, иначе бы козы не блеяли, не попадались на глаза оглобли старых телег и не светилась ярким пятном придорожная забегаловка. Боятся люди, за свои жизни боятся, за всё тёмное, неизведанное, желают уйти да не могут, некуда. Мина оглядывается, чувствуя, как по спине холодок проходит потусторонний, как покрывается кожа мурашками, не от ветра, до костей пронизывающего, не от снега мокрого, от липкого страха одиночества. Шаг ускоряет, почти бежит до таверны, двери распахивая, видит там только пару завсегдатаев выпивох и у стойки престарелого, явно клюющего носом тавернщика. Ближе подходит, посох по привычке у дверей оставляя, ни к чему людей смущать таким оружием: вместо него только ножик короткий, быстрые ноги, животные яды и нестабильная магия; сняв капюшон, смотрит на человека напротив, на глаза, потускневшие и уставшие, по дереву стучит костяшками пальцев, откашливается. Не хочет отвлекать от работы, казаться навязчивой — приходится, приходится о себе больше думать, быть бойчее, инициативнее.

 

Пауза застрявшего в горле вопроса длится непозволительно долго, куда больше, чем принятая в обществе пара секунд первого впечатления, до смущающей неловкости.

 

- Я… мне это… в общем, мне поесть бы чего.

 

Мина не знает, с чего начать, Мина теряется: обыкновенно информаторы выглядят совершенно не так и точно знают, от кого просят помощи. Но сейчас… Вдох-выдох, попытка успокоить сердце разбушевавшееся: не ошиблась ли, не придётся ли бежать впопыхах, от грязи, палок и тухлых яиц уворачиваясь. Будто бы сила тёмная, что накликала на деревню оборотней, малефикар, что приносит людям несчастья — не исцеление. Они злы, на взводе и готовы разорвать всякого, они — просто боятся участи своего лидера, старосты.

 

- Деньги-то есть, оборванка? А то ежели нет, то выметайся. Своих ещё кормить.

 

Грубо, слишком, голос нервный, прокуренный, но Мине не привыкать, и не с таким, увы, сталкивалась.

 

- Д-да, - кивает, успокаиваясь, по подсумкам стучит, доставая стыдливо забившийся в самый угол серебряник, на стол кладёт, видит, как исчезает тотчас, как морщина надбровная у тавернщика чуть распрямляется, а сам он, кажется, уже смотрит на неё не столь презрительно, - комнату бы ещё, хоть топчан и… ну… не приходили ли ещё люди.
- Люди? Ищешь кого, оборванка? - вздыхает, тяжело, самому плохо и видно это, по взгляду, по вмиг потерявшему всю спесь голосу. - Плохое ты время нашла, чтобы искать. Оборотни по улицам рыскают. Украдут, как пить дать украдут. И тебя уже никто искать не будет.

 

Мина вдыхает пыль смрад и грязь, кулаки стискивает: успокоиться, нужно успокоиться, она пришла, чтобы помочь, а не накричать на возможного информатора, она пришла по заданию. Хотя какой из него информатор, раз по посоху да паре символов на груди не может определить странствующего целителя, какой из него информатор, раз так к людям, да даже если и простым путникам, относится.

 

- Да знаю я, кружевные панталоны Создателя! - пламя горит в груди, а прежняя неуверенность слишком быстро становится юношеской бравадой, наивной храбростью, - Знаю, потому и пришла.
- Что?
- А ничего! У Инквизиции грязный носок вместо флага, вот чего.

 

«А теперь, по закону жанра, за спиной старика должна открыться дверь, а он резко подобреть. Так ведь, верно?»

 

Мина очень на это надеется.

 

Но ничего не происходит. В ответ на пароль, тавернщик лишь тихо и обречённо вздыхает, бурчит что-то, «понаберут, блять, по объявлению» отдалённо напоминающее, да рукой за один из столов в углу освещенного зала указывает. Мина по направлению оборачивается, глазами хлопает, чуть брови приподнимая — не пришли ещё, что ли? — но покорно идёт ждать еды и предполагаемых союзников. И точно, спустя пару минут, когда рядом с ней уже стоит плошка рагу, с урчащим голодом, с помощью деревянной ложки и такой-то матери почти что добитая, в ту же таверну входит компания при оружии, не от мира сего и… под стягами столь «любимой» многими Инквизиции.

 

- Здрасте, Андрасте, из урны вылазьте. И кого тут ещё набирают «по объявлению?»

[Гость Radan Walt Leidar]

Конские копыта глухо, размеренно ударяют о землю – утоптанную множеством сапог, укатанную множеством колес – практически в камень. На котором, кажется, и трава-то никакая не прорастет вовек. Что, впрочем, обманчиво – жизнь всегда найдет способ пробиться к свету, заставить камень растрескаться, пробиться, выпрямиться и расправить робкие листочки…

Жизнь разумная, населяющая Тедас, тоже пыталась бороться, пробиваться через все напасти, свалившиеся на ее голову… да что там, выстоять банально. Не сломаться, не поддаться желанию лечь просто-напросто и сдохнуть со словами “я не могу ничего изменить”. И если быть честным – что и в самом деле мог изменить один-единственный человек? Если даже о своей собственной жизни позаботиться не слишком-то получается, чего говорить о судьбах целого мира.

Лейдар о судьбах мира и не задумывался. Во-первых, он никогда не был идеалистом. Во-вторых – прекрасно понимал, что не по его уму это все. Пусть с разрывами воюет Вестница, пусть с бараньим упрямством политиков сражаются послы. Его дело – война.

Война, которая никогда не закончится. Даже когда… если Тедас все же удержится на краю зовущей пропасти.

Ибо солдат может вернуться домой и повесить на стену меч… но в душе навсегда останутся пламя пожарищ и крики воронов.

Место это ему не нравится, вызывает беспокойство, желание держать оружие при себе, так, чтобы можно было быстро выхватить, не медля с ударом. И даже то, что Радан здесь не один, а в сопровождении вооруженного отряда – пусть и не большого, Инквизиция не могла себе позволить в столь неспокойное время выделить слишком многих – спокойствия не добавляет. Зная особенно о том, какое зло предположительно пустило корни где-то в сердце здешних лесов.

Зло, о котором Радан не знал практически ничего. И на нервы это действовало тоже. Сказать честно – даже раздражение легкое вызывало, несмотря на то, что он прекрасно понимал: ему командиры дали не меньше, чем имели сами.

Лес Бресилиан.

Предположительно, разбушевались оборотни.

Разобраться.

На этом и все, никаких подробностей. На месте все, дескать, узнаете, у местных; мелькнул намек разве только на то, что на оном месте их встретит надежный человек и поможет во всем разобраться. Однако лейтенанту энтузиазма это не добавляло. Радан готов был поставить свои сапоги на то, что и здесь все окажется совсем не гладко. Непременно вкрадется какая-то мелочь. То ли связного на месте не окажется, то ли окажется, но пьяный, то ли еще чего…

Лейдар тяжело выдыхает, не скрывая даже своих настроений, и придерживает чуть жеребца. Флегматичный, побывавший во многих передрягах гнедой ощутимо нервничает – косится по сторонам, да и дрожь нет-нет, да пробегает по гладкой шкуре, ощутимая и всадником.

Не нравится тебе здесь, Доннер?

Мне тоже.

Радан и сам бросает тяжелые, настороженные взгляды, стремясь охватить пространство вокруг если не на полностью, то большей половиной хотя бы. На него могут коситься недоуменно, могут посмеиваться тихонько над “паранойей” – плевать. Он предпочтет быть осторожным и живым, а не не беспечным и мертвым. Благо даже то немногое, что о услышал о местных делах… сказать честно, тревогу вызывало и у него, несмотря на весь боевой опыт.

Чувство опасности усиливала тишина – словно названивающая в ушах, нарушаемая лишь конской поступью, бряцаньем оружия, да негромкими переговорами сопровождающих бойцов. Лейдар понимает ее, но не доверяет ей, как не доверяет и отсутствию людей на улицах, ощущению того, что деревня либо вымерла, либо заброшена. Слишком напоминают такие вот кажущиеся пустыми поселения умело расставленные, смертельно опасные ловушки – и оказываются ими порой.

Эта деревня обитаема – нужно быть совсем идиотом, чтобы не обратить внимания на попадавшуюся по дороге скотину, не чувствовать запах дыма из труб. И реакцию людей понять можно – воздух здесь буквально напоен страхом, верой в то, что если ты не выйдешь за ворота своего дома, то и нет никакого риска пропасть без вести. А что прибытие вооруженного отряда осталось словно бы незамеченным… и то понять можно, поди разбери в эти неспокойные времена, кто друг тебе, а кто враг. К Инквизиции многие, к тому же, относились неоднозначно – кто-то не верил, что она способна изменить хоть что-то, а кто-то и вовсе чуть ли не плевал презрительно на сапоги ее солдатам. Логично вполне, что никто не станет выбегать на середину улицы и бросаться под копыта коней с криками “спасители ж вы наши!”

Он в очередной раз перехватывает поводья, растирает пальцы – чтоб хоть немного разогнать по ним, задубевшим от холодного ветра, кровь, и поворачивает коня на свет из окон придорожной таверны.

Если связной и существовал, то ждать их он должен был именно там. Да и не только о нем речь. Лично лейтенанту хотелось отогреться хоть немного, поесть нормально, да опрокинуть кружку чего-то крепкого – чисто для оживления уставшего сознания. Может, хоть тогда все вокруг перестанет казаться таким дерьмовым.

Пара отрывистых слов приказа даже ему самому кажется слишком уж лаконичной; однако дополнять их чем-то еще Радан не стал. Спешился, привязал жеребца к покосившейся, но крепкой еще коновязи. Дожидаться, пока то же самое сделают остальные, не стал – поднялся на крыльцо, сказав лишь одному из солдат, чтобы остался и присмотрел за лошадьми, а уж поесть ему товарищи вынесут. Мера безопасности, простая до банальности. Пусть деревня и кажется мертвой, однако кто знает – вдруг найдется таки ловкий жулик-самоубийца, вознамерившийся увести животин. Каждый сейчас выживает, как может, а лошадь, она и есть лошадь, во все времена товар ходовой.

Таверна встречает его теплом и мешаниной запахов, характерных для любого заведения подобного типа. С кухни тянет едой и теплом, откуда-то от дальних столов – алкоголем. Радан скашивает глаза на посох, стоящий у двери – среди посетителей есть маг, однако сейчас осознание этого уже не заставляет его скалиться злобно, как было бы это несколько лет назад. Отболело. Выгорело дотла, оставив лишь мрачное недоверие. И тлеющие угли ненависти к одному конкретному человеку.

Свой клинок он не оставляет. Привык уже слишком ощущать его тяжесть на бедре; надежную, угрожающую. Пусть и понимает прекрасно, что заслужит этим пару косых взглядов, ну да и черт с ними. С него не убудет.

Инстинкт, привычка, вбитая годами тренировок и службы, заставляет обвести помещение взглядом, оценить людей, попытаться выявить среди них владельца посоха.

Однако он сам обращает на себя внимание Лейдара.

Точнее, она.

С чего он взял, что маг – именно эта девушка?

Ну не те же забулдыги, стучащие кружками в углу, и не старый трактирщик, в самом деле?

Неожиданное приветствие заставляет его не оторопеть: глухо рассмеяться, оценивая шутку. Радан никогда не был слишком религиозен, в отличие от многих… и, скажем так, для него здесь ничего предосудительного нет. Скорее напротив. Шутит – значит, человек не из тех, что твердо уверен в том, что “мы все умрем”. 

С высокой на то вероятностью, ибо черный юмор тоже никто не отменял.

Сложить два и два не становится задачей, требующей много времени. Остальные – не считая тех, кто Лейдару знаком, ибо приехали они вместе – на обещанного связного не больно-то и тянут.

Прямой вопрос тоже вроде бы не задашь, мало ли ибо… с другой стороны – кто еще станет вот так явно привлекать к себе внимание?

- И вам не хворать, раны Прахом присыпать, – на мгновение какое-то просыпается в храмовнике тень живого упрямого мальчишки, мертвого давно, но тут же гаснет, сменяясь сосредоточенностью.

Он садится напротив, с краю, оставляя место рядом. Со стуком опускает локти на стол, сцепляя пальцы в замок.

Поесть бы сначала, конечно... а потом уже говорить о делах.

Но как пойдет, однако.

Если уж на то пошло – одно другому не мешает.

[Гость Kremisius]

Как говорят в народе, кому война, а кому мать родна. Прям про наёмников, правда? Вот и Крэм не тужил. Вернее, ну как не тужил. Всё-таки одно дело собраться и централизованно кромсать каких-нибудь гадов, или напротив, хороших людей, и совсем другого рода и сорта - всеобъемлющая срань, обуявшая сейчас весь мир. Да, весь. Совсем весь. Парень и готов бы сделать всё от него зависящее. Всё и раз этак в пять-шесть больше, чем думал, что может. Известная ведь штука: человек сам по себе способен выдать куда лучший результат при подходящих обстоятельствах в виде лязгающего зубами тигра, орущего магистра или вот как сейчас. Нашествия демонов и глобальной войны всех со всеми.

Лейтенант Быков приехал сюда не как наемник, второе лицо знаменитого отряда, а по собственному почину. Как частное лицо, тобишь один. Сидеть сложа руки в ожидании распоряжений "сверху", когда вокруг такое дерьмо, да пусть даже за деньги - ну нахрен, поищите кого другого. Поэтому на сей раз его "бычью" тяжелую кирасу покрывала котта в цветах и символике Инквизиции.

Отряд, с которым Крэм отправился, не велик, ну и не беда. Стрелки - есть, ловкачи вроде тоже, вон даже лошадей дали. Ничего, дела делались и худшим составом: бывало всякое, как говорится, не первый день замужем. Командирчик только косился по сторонам: наверное, перешуганный. Но, это сейчас к лучшему: не проглядит нежданчика.

Сам Крэм сейчас и всю дорогу отвечал за те самые "негромкие разговоры", когда не думал о своём. Ну а чего они? Рожи унылые, хоть хоронить неси. Настрой - он ведь тоже важен. В Быках такого никогда не было, вот и здесь нефиг. Только вот сто пятьдесят раз ошибется тот, кому в голову придет предположить, что парень отвлекся на очередную солдатскую байку и бери его тепленьким. Внешность вообще штука обманчивая. А перед отправлением Крэм выудил всё ферелденско-народное с упоминанием оборотней у Стежки, и не будь дурак дошел до библиотеки. Не нашел там нихрена, конечно, но хоть старался. Поговорил с ферелденскими солдатами и беженцами. Его интересовало всё от детских страшилок до натянутых на астрариум псевдоисторических басен. Больше всего было мимо, но одно - одно запомнилось преотлично.

Этой леденящей душу историей спешившийся у входа в деревушку наёмник и делился с солдатами. В красках и в лицах.

- ...и он ко мне подходит. Нос как жухлая свекла, глаза желтые, изо рта разит таким самогонищем, что я чуть прямо там не упал. Говорит, не ходи ты никуда, оборотни уже здесь. Я одного знаю. Я ему, да ты проспись мужик. А вокруг толпа уже собираются, ждут че будет. Знают о чем говорит, наверное. А мужик чует свою славу, и давай расходиться. "Люди!" - орет - "Звери дикие среди нас! Баба диким зверолюдем средь бела дня оборачивается! Глазищи алые навыкат, из пасти три зуба торчат и слюна ядавитая брызжет, а когтищами желтыми своими мне уже всю нутрянку вынула. Так то что ещё, на жену мою слюна попала, а то ж от бабы к бабе передается, бегите мужики люди добрые! Чтоб её задрали, тёщу проклятую!" И носится по двору, нюхает каждую девицу. Ну как, пытается. Вторая, или третья, не помню, ему врезала. Короче проспался бы, если бы та самая тёща не пришла. Ну я вам скажу, придумал он не так чтоб и много. О, приехали. Да, тёща была та ещё, ага, потом расскажу.

Отряд спешивался, а Крэм пришел, уже ведя лошадь под уздцы. Он за время дороги отбил себе весь зад. Короче говоря и согреться, и помощь седалищу.

Вошел первым после Радана. Обнаружил того уже сидящим напротив какой-то оборванки. Магички? Возможно. Внешность - она такая, обманчивая.

Не мудрствуя лукаво, подошел и занял свободный стул. "Крэм" - представился.

- Первое, что меня тут интересует. Накой оборотням девчонка, чтоб её похищать? Могла ли заблудиться? И второе. Нужно больше деталей. Потому, что если глаза красные и светятся, как было указано, а не отражают свет - это уже по твоей части, Радан. Ладно, надо хоть поесть с дороги. Хозя-яин! Мяса неси!

[Melisandre Raven 56]

Как сильна вероятность того, что в давно превратившей мантию и посох в одеяния нищенки оборванке с большой дороги, явно не подходящей месту ни по антуражу, ни по времени прибывания, люди — и не просто люди, отряд Инквизиции — найдут ферелденского информатора? Один к десяти, к ста, к тысяче? А если учесть, что по старой, но никем не забытой традиции, ими обыкновенно являются тавернщики?

 

Мина языком цокает, с на лице не скрываемой усмешкой и удивлением солдат разглядывая, все по форме, с пылающим оком и на кирасах суконной зеленью, чуть позже, уже изрядно наевшись, прямо с лавки на стену спиной откидывается, жестом подавляя в себе и других продолжить богохульную перепалку о том, во что превратилась Андрасте, отчаянное желание. Такое внимание лестно, оно позволяет вспомнить о лекциях в Круге, когда, кажется, целая коллегия чародеев с точно такими же лицами пыталась выпытать то, чего не учил и не выучил. Такое внимание лестно, пусть, в данном случае, совершенно не обоснованно.

 

Вопросы сыплются один за другим, но Мина не знает ответов, не таких, которые нужны Инквизиции: только слухи да домыслы, коими мир полнится, только в крохотной записке от Дженни сказанное. Губу прикусывает, взгляд отводя, — ну точь-в-точь на экзамене! — краснеет, смущается, в пальцах ложку крутит, стол и ладонь жиром от похлёбки марая: не скрывает эмоций, не выказывает правил приличия. Жизнь на войне, между армиями людей и демонов, сорванными заклинаниями и обращением как к пустому месту, как к инструменту, от ран избавляющему, давно всё из подкорки выбили, обнажили нутро эльфинажа и борделя дешёвого: что думай, то говори, и действуй так, как прямо сейчас хочется, — всё равно все помрут, не сегодня, так завтра. Однажды. Так зачем напрягать себя ненужными рамками.

 

Магия должна служить человеку, а не человек магии. Создатель, к сожалению или к счастью, не молвил о том, как именно.

 

- Полагаю, мне стоит представиться, - взгляд переводит с одного говорящего на другого, чуть повыше, статнее, смурнее, по отпечатку дум на лице, кажется, всё-таки, главного, поняв, что вся рука в жире, а ложка до сих пор в ней болтается, как бы извиняясь, откладывает, брезгливо ведёт по остатку от скатерти, - Мина, травница, в некоторой степени огневая поддержка. Друг.

 

На последнем слове упор и характерное, с улыбкой наивной, во все тридцать два, плеч примирительное пожатие: уж об этом-то, о помощи со стороны, сообщить были обязаны. Обязаны были сообщить много большее, но здесь исключительно как повезёт. Что сказать, «Инквизиция».

 

Мина так и не смогла разобраться в иерархии Рыжих Дженни, в том, кто они, на чьи средства живут и кому подчиняются: она помогает им, они — ей, всё просто. Посильная поддержка невинным и мирным гражданам, беднякам, беженцам, попытка удержать хоть какое-то подобие порядка в военном хаосе, избежать ужаса, в том числе и от мага, от «технического отступника» – это самое главное, нужное этому миру. Остальное — совершеннейшим образом по боку.

 

- Но не тот, кто вам нужен, не сейчас. И, бельё Создателя в свидетели, я в душе не ебу, на кой оборотням сдалась дочка старосты.

 

Хмурится, глаза вниз опускает, левую руку к подбородку прикладывает в задумчивости, в попытке вытащить позабытое из невыспавшегося, давно не знавшего уроков чужих и библиотечных трактатов разума. С мгновение сидит так, тянет время в узел тугой, атмосферу — в кисель из напряжения, не желая разговор закончить, в первое впечатление показаться некомпетентной, несостоятельной. Мало ли, как именно эти солдаты относятся к магам, что не из круга и не в рядах Инквизиции: обвинят, заграбастают и в Кинлох через плечо понесут, а там, где чья жопа и кто виноват, разбирайся, будь добра, с Ирвингом.

 

- Насколько я знаю, после Мора о них ни слуху ни духу, - палец вверх поднимает, кивая своей идее, внутри кричит чуть ли не «эврика!»: то, что не доверят простому магу, вполне может знать один из рыцарей чародеев, пусть с чисто теоретическим, неоконченным образованием, - то ли Герой Ферелдена что нашаманил, то ли порождения тьмы погнали дальше, на север. В любом случае, не похоже на них. Работорговцы, малефикары, да те же генлоки с гарлоками — да, но оборотни… После Чёрного Века они не нападали на людские деревни, а до — действовали куда агрессивнее.

 

Озирается в поисках лишних ушей, потому как следующая теория в любом случае им не понравится: в деревнях подобных, на лесном отшибе, все друг за друга и совсем не за приезжих гастролёров со странными посохами; одним словом: «валите, коли не местные». Взглядом цепляет кричащего что-то кухонным служкам тавернщика, кажется, готовить быстрее да хорошо обслужить обеспечившим их забегаловке в один день если не месячный, то точно недельный заработок, с отборными матами подгоняющего. По губам читает, кривится, вновь взгляд на столе и руках фокусирует.

 

- А может она того, потерялась или сбежала, - наклоняется ближе с заговорщическим шёпотом, - а всё это просто так, от страха да демонов.

 

И, пока суть да дело, пока льётся речь словесным потоком в уши заинтересованным, видит, как с кухни с подносами люди, по лицу — подростки, быть может, дети ещё, подходят к столам, раздавая еду и приборы со всей возможной — для тех, кого, чуть что, грязной тряпкой по роже набьют — в глазах учтивостью. Свою отдаёт, привстав, по волосам со смешком одного из треплет, в глазах видя удивление и задумчивость, хочет просить того, кто знает точно, в ком уверена, но взгляд на крохотную бумажку под одной из тарелок падает. Карта? Нет, не похоже, скорее, рисунок карты, с чертежом пути от деревни до одной из опушек, на которой, вероятно, в последний раз оборотней и видели.

 

- Так-так-так, что это тут у нас? - сидящим напротив протягивает, переворачивая. - Кажется, кто-то решил поиграть в конспирацию?..

[Гость Radan Walt Leidar]

Радан не поворачивает головы на шаги - знает, из своих кто-то, больше некому; не видел он, чтобы кто-то еще подле таверны терся. А если и недружелюбно настроенный кто, так клинок по-прежнему при нем. И меч, и кинжал, выдернуть из ножен который куда быстрее, пусть и пользоваться им Лейдар обучен похуже разбойничьего. 

"Кто-то" садится за тот же стол; ну, и стоило ожидать, что парень не станет задерживаться на уличном стылом ветру. Бывший храмовник отчасти даже рад его присутствию. В две… три теперь головы разбираться во всей этой поеботе проще. С учетом того, что у наемника опыта брождения по городам и весям поболе его будет; знает, что почем, и в людях лучше разбирается. Должен, по крайней мере - в одной связке работать не доводилось до этого момента, вот и не мог Радан сказать точно - но то не помеха, верно? Была б голова на плечах у обоих, а понимание найдут.

Вопросы лейтенант Быков задает дельные; Лейдар чуть кивает, раздумывая, что сказать самому, чем их дополнить. Пока в голову ничего не лезет - лишь понимание, что согласен целиком и полностью. И если о мотивах оборотней, по-хорошему, самих оборотней б и спросить, то вот заблудиться девчонка да, могла вполне… или сама сбежать, как вариант. 

Вдобавок замерзшее немного тело начинает отходить, а вместе с тем просыпается, крепнет и чувство голода. И пусть и говорят, что думается лучше на голодный желудок, лично Радану голодный желудок мешал думать о чем-то кроме того, как бы его наполнить. Так что лучше в долгий ящик не откладывать; а посему лейтенант поддерживает требование напарника по разговору. Брякнув на стол мелкую монетку, для большей расторопности прислуги.

Смотрит на сидящую напротив девушку, щурится слегка: изучающе, прикидывая, с кем дело иметь придется. В ответ на названное имя молчит, лишь кивает вновь - коротко, показывая, что услышал. По мнению Лейдара, представляться нужды нет - Крэм уже назвал его имя… как, впрочем, и свое собственное. Ну а если не расслышала, то повторит, короткое "Радан" много времени не занимает.

Мысли его Мина подтверждает: о мотивах оборотней она и понятия малейшего не имеет, даже догадок каких-то, и то не высказывает. Да и вообще, Радану кажется, будто магичка в происходящем понимает не боле них. Ладно – чуть больше, может. На правах обещанного информатора.

Переговорить бы еще и с трактирщиком, авось да всплывет что-то, за что можно уцепиться и распутывать уже этот клубок. Бывшему храмовнику не сильно хотелось возвращаться к роли идущего по следу пса – простая солдатская жизнь приходилась по сердцу больше – но куда денешься. Сам вызвался, в конце концов, только чтобы не сидеть на жопе ровно. А то отсидел уже все, что только мог, кажется.

С каждым словом, произносимым девушкой, лишь крепнут подозрения – нечисто тут что-то, не так, как кажется на первый взгляд. Может, и не в оборотнях вовсе тут дело, и прав окажется Крэм со своим замечанием насчет красных светящихся глаз и того, что эти самые глаза по его, Радана, части…

Дергает чуть головой, словно вытряхивая оттуда ненужные, преждевременные – какие нахер выводы, когда их делать не из чего… – мысли, распрямляет пальцы и спину, немного откидываясь назад. Выбивает короткую дробь костяшками пальцев по столешнице – выражая то ли некую нервозность, то ли нетерпение.

И то, что виной всему страх, слухи да демоны, тоже может быть. Народ сейчас так настроен, что даже пьяного угольщика в драной шубе наизнанку за создание Тени примут. У страха глаза велики, как известно. А остановиться и рассмотреть поближе и получше мало кто решится. Жить-то всем хочется...

- О деталях местных б поспрашивать, – негромко, задумчиво, самому себе словно б – и тут же оборвано кривой усмешкой, исказившей изуродованное рубцом лицо: – Только вот сомневаюсь, что они будут разговорчивы.

Не будут: ясно уже, как божий день. Хотя… если только пацанов каких поспрашивать – мальчишки, они обычно смелые, везде лезут, все слышат, все знают. Найти б, однако, еще кого-то для разговора, когда все по домам сидят и носа на улицу не кажут. Не из простых задачка.

Прислуга под окриками трактирщика всегда на редкость расторопна; вот и сейчас заказа долго ждать не приходится. Лейдар сразу берется за ложку, размешивая немного по привычке, заставляя разойтись ароматный парок. И уже было загребает похлебки, когда взгляд падает на листок, самым краешком торчащий из-под одной из тарелок.

Мина успевает первой – бумажку Радан пару мгновений спустя принимает из чужих рук. Кладет на стол, с некоторой неохотой отодвинув тарелку чуть в сторону – так, чтобы смотреть было удобно двоим, а не ему одному.

Хмурит чуть брови, приглядываясь.

Набросок груб крайне – словно начерканный в спешке, на коленке и обломанным карандашом к тому же. Однако выглядит разборчивым, пригодным для того, чтобы проследовать по указанному маршруту и не заблудиться к демонам.

Рискнуть во всяком случае можно.

Все эти “игры в конспирацию”, как выразилась магичка, лейтенанту не нравятся – однако он понимает прекрасно, что правила этой игры здесь задает не он. Откажешься им следовать – вообще ничего не получишь.

Долго любоваться на схему Радан не стал; с полминуты от силы, и возобновил работу столовым прибором. Карта никуда не денется, даже если он и упустил что-то из виду. А вот остывшее есть, тем более когда имеется возможность есть горячее – такое себе удовольствие.

- Еще были пропажи? – деловито, на всякий чисто случай, между мерными шкрябаниями ложки о тарелку.

Масштаб проблемы надо представлять себе ясно, прежде чем соваться к этой самой проблеме в зубы.

Да и – какое-то время у них все ж ушло на то, чтобы сюда добраться, вдруг исходные данные уже успели устареть...

[Гость Kremisius]

Крэм сидит, слушает. Девочка напоминает ужа на сковородке, и наёмник делится своим выводом:

- Дай угадаю, вам за это никто не платит. Ладно, это - мотает головой в сторону посоха - дело полезное. Правда, Рад? 

Парень легонько, по-свойски, пнул храмовника - бывшего или не бывшего, хрен их разберет - локтем. Как раз принесли еду, и все дела отправились на задний план. Горячее жорево после долгой морозной дороги оттесняло собой вообще все остальные приоритеты в необозримо далекие эротические дали. Сложенной карты оголодавший наёмник поначалу даже не заметил. А когда развернули, прокомментировал только многозначительным "ммда". Магичке хорошо, магичка уже сытая, а отряд инквизиции - нет. Что Крэм и исправлял с головокружительной скоростью.

- Хозяин, пива неси! Нормального! 

Итак, с горячим покончено. Монетки за пенное лежат на столе, карта уже куда-то сныкана, можно и начать составлять план или что-нибудь его на первое время заменяющее.

- Знаете, что я думаю? Отрицательный результат тоже будет результатом. Собираюсь сходить к старосте, он должен быть более или менее разговорчивым: его же дочка пропала. Кто хочет сразу рвануть по этой конспиративной наводке, не возражаю. Только с ними я сам пока не пойду. Да где ж там наше пиво, а?

Трактирные служки бегали туда-сюда, носили солдатам за их столы что-то еще, уже не дымящее ароматами домашней кухонной готовки. Отряд плавно оттаивал. По мере опустошения тарелок азговорчиков становилось больше, настрой к людям, кажется, возвращался пропорционально съеденным харчам. Двое уже вконец замотанных парнишек всё не успевали, разносчица средних лет властно прикрикивала на кухне. Видать, трактирщикова жена. Крэм составил себе об этом гвалте примерно такую картину: в этом дальнем селе их не ждали, и еды на большой по меркам захолустья отряд голодных солдатских глоток не наварили. Мелкие притащили всё, что было в кастрюлях, но этого взяло и не хватило. Сейчас по ту сторону отделяющей зал от кухни засаленной занавески идут разборки по кухонной части. А за столы тем времене  таскается вся закусь, которую в этой Создателем забытой едальне только можно подать. Закуси, кстати, тоже не сказать чтобы много, судя по доносящемуся. Короче, вся надежда на хозяйку, может она придумает из имеющегося что-то быстрое и горячее.

Крэм уже отчаялся было дождаться своего пенного напитка, но трактирщик видимо решил перестать строить из себя важную задницу и вынес полные деревянные кружки сам. Лично. Поставил те на грязноватый, по правдк сказать, стол, смёл плату в поясной кошель.

Парень остановил его жестом и попросил:

- Посиди с нами, добрый человек. Один хрен всё равно кто-то чего-то не успеет наготовить. И вынести тоже. Выдыхай. Мы ребята мирные, барагозить не будем.

И в подтверждение своей просьбы положил на стол серебряную монетку, как залог дальнейшего сотрудничества. Ну а как с ними ещё? Раз не хотят идти на контакт сами по себе - приходится им в этом помогать. И ещё одна причина вселяла надежду на сотрудничество местного: они с отрядишком Инквизиции, похоже, сделали "доброму человеку" месячный доход меньше, чем за полчаса. Ну так чего бы ему не уважить?

Крэм понимал, что поспешил: по-хорошему надо бы обставить раданову беседу позже, без спешки и суеты. Но задолбало - сил нет. Отбивай зад на морозе в компании унылых рож, смотри потом на чуть ли не заколоченные двери и ставни. Да еще и эта деревенская "конспирология"... Хрен пойми что тут творится. Но отрицательный результат, как он сам сказал, тоже результат. Тоже сможет дать подсказку. 

[Morin 241]

Мрак.

Погода не благоволила долгим прогулкам, зато очень даже подходила для темных таинств и зловещих ритуалов. А еще в такое мрачное время, судя по многим преданиям и сказкам, монстры выходили на охоту за душами несчастных, кому сама судьба перечеркнула жизнь красным крестом, подталкивая к смерти. Будь чудища сказками или байками, а тьма ночная лишь предвестником очередного рассвета, никто бы не придавал этому времени столь зловещий окрас, что складывался веками. Но этот мир был устроен так, что многие сказки, рассказанные детям их заботливыми матерями и нянечками, оставались сказками, а чудовища из этих сказок и страшных рассказов были вполне существующими и опасными соседями для людей. Большие города и укрепленные поселения нечасто встречали этой истине подтверждение. Но вот стоит выйти за окраины защищенного города, пройтись вглубь лесов, манящих своей красотою путников; заступить на территории прекраснейших заброшенных садов и замков, о чьем величии и сокровищах так часто в Орлее пели местные барды; человек поймет, что волки и медведи не самые страшные существа, встречающиеся на дорогах. Тогда жутковатые истории перестают быть простыми историями, протягивая к человеку свою крючистую лапу ужаса, горьким опытом открывая совершенно иную картину мира, где страшные сказки не на потеху детям или подвыпившим завсегдатаям таверн, но предупреждение.  

Небольшие деревни уже более суеверны и впечатлительны на подобные истории. И горькая правда заключалась не в малой образованности и ограниченном мышлении простого люда. В небольших поселениях часто можно встретить смышленых и богатых на фантазию мужей и женщин, но и они отдавали предпочтение вере в эти байки, так как на то были причины. И эти причины смотрели на деревни своими звериными глазами из чащ лесов, тьмы пещер, высоты скал, расселин подземелий, поджидая заветного часа, удачного момента для неосторожного путника. 

Судьба каждого человека - главная тайна, которую могут открыть либо сильнейшие провидцы, либо же она сама раскроет главный секрет, когда настанет время. Одним она дарует долгую жизнь - других сводит со смертью слишком рано. Если одних ранняя смерть забирает несчастными случаями или болезнями - для других она зовет чудовищ. 

Будь то взрослый человек, что ушел в лес и не вернулся, среди людей обязательно нашлись бы те, кто сказал: “Сам виноват. Нечего было в чащобу лезть”. А если рок настиг рядом с деревней? И что бы сказал люд, если это и не мужик вовсе или же неосмотрительная женщина, а маленькая девочка? 

Отчаяние.

Деревня встретила их мрачным ликом: в безжизненных, казалось, домах не было заметно человеческого присутствия, улицы полностью пусты. Если присмотреться, то можно было где-то заметить тусклый свет лучины, что не могла никак разогнать тьму в домах, но, возможно, ей сейчас отводили другую роль - роль луча надежды, дающего шанс пережить эту ночь без новых жертв. Люди боялись обозначать свое присутствие в своих же домах, думали, что так беда их не заметит, обойдя стороной. 
Главная улочка, по которой медленным шагом, внимательно изучая каждый домик своим пристальным взглядом, шли двое, была полностью лишена каких-либо источников света, но путники все равно знали, куда им нужно направляться. Единственные окошки, из которых смело лился свет, указывали на цель  - таверну. 
Рядом со зданием с характерной вывеской уже была привязана пара лошадей - в помещении находились неместные. Если мыслить, исходя из собственной цели пары, незнакомцы также увидели записку с просьбой о помощи. 

Первая часть сообщения была печальна, но понятна, а вот часть про пароль на несколько минут зафиксировала на лице эльфа, скрывающего свою внешность под плотной тканью капюшона, дикий оскал, но, как только он вступил на территорию деревни, улыбка поползла вниз, а лицо окаменело. Второй путник, точнее путница, была инициатором их появления здесь. Забавный пароль - единственное светлое пятно, которое смог найти эльф в данной ситуации. У него был крохотный шанс отказать своей настырной протеже, но ее упертость и рычаги давления переломили еще недостроенную Лисом линию защиты. Сейчас он жалел о своей, порой, мягкосердечности еще больше, потому что среди деревьев леса, через который пролегала их дорога, его зоркий глаз несколько раз подмечал угрожающие тени и слышал непривычные лесу звуки. С того момента на улице нравилось все меньше и меньше, а потому около деревянной двери, из щели между порогом и самим полотном которой струился свет внутреннего освещения - единственный источник на кусочке этой улицы, они задерживаться не стали. 

Надежда.

В таверне было не так светло, как казалось со стороны улицы, но это лучше, чем окутывающая тебя тьма, скрывающая тени возможных чудовищ. В помещении даже пахло едой, что несказанно радовало пришедших, которые с самого утра ничего не ели. Урчание живота девушки донеслось прямо до чутких на звуки ушей Лиса, отчего тот, взяв спутницу под локоть, повел ее прямиком к стойке. 

Облокотившись на деревянную шероховатую поверхность, видел не первый сон поддатый мужичок. Рядом с его стулом стоял еще один. Эльф ухватил его за спинку и отодвинул подальше от мужичка, который на подобных жест никак не среагировал. Зато на руку, указывающую на свободный стул, быстро среагировала Моринь, заняв указанное место. Освободившееся между блондинкой и похрапывающим мужиком занял Лис, как бы ограждая девушку от неприятной храпящей компании. 
- Хозяин, - постучал эльф по столешнице негромко, привлекая внимание и так уже рассматривающего в его лицо трактирщика, - нам бы горячей еды и какого-нибудь приличного напитка, чтобы не скрутило потом. 

- Эльф, а есть, на что покупать, - по-хозяйски положил мужик руку на столешницу, наклонившись к Лису, - Я за бесплатно не кормлю. 

- Ха! Я за бесплатно и не прошу, уважаемый,  - чуть обнажил свои зубы разбойник и извлек из-под плаща несколько монет. Трактирщик хмуро посмотрел на него и кивнул, - Две порции, пожалуйста. 

Как только мужик удалился в небольшой деревянный проем, эльф повернулся полубоком к Моринь и тихо произнес: 
- Я был прав насчет лошадей, Морри, нашлись еще такие же сердобольные, что откликнулись на просьбу о помощи. 

- Значит, будет больше шансов, чтобы решить проблему этой деревни, - Моринь поставила колчан с луком рядом со стулом и расстегнула плащ, вытянув из-под плотной ткани свою косу, - Пойдем к ним? 

- А пароль? А еда? Моринь, - поманил эльф пальцем девушку, и, когда та наклонилась, прошептал, - я вижу твое рвение оказаться в самой гуще событий - по глазам вижу, но лучше не стоит сразу лезть в пекло. 

На его достаточно справедливое замечание и совет девушка лишь дала пару движений рукой, истолкованные эльфом как отмашка и просьба не быть таким осторожным. Лучница - необходимо отметить - не была легкомысленной и наивной. Жизнь дала ей множество уроков, научила быть серьезной и с “холодной” головой, но сейчас обстановка не располагала к такой настороженности, если учесть, что компания собралась ради общего дела. Спархнув со стула, ее рука легким движением стянула с себя плотную ткань плаща, повесив этот атрибут на предплечье, и подняла лук. 

Мягкой поступью она приблизилась к столу с незнакомыми ей людьми, мельком пробежав по самым броским чертам каждого, и как можно доброжелательнее и непринужденнее улыбнулась, но тут же сбросила улыбку, став серьезнее. 

- У Инквизиции грязный носок вместо флага, - спокойным голосом создала отправную точку в разговоре с людьми, что собрались здесь, - И здравствуйте. Как я и мой напарник смели предположить, что вы здесь тоже из-за похищенной оборотнями девочки. Мы хотим помочь, тем более что в таком деле каждый может внести свой вклад. А деревня, судя по увиденной картине, объята ужасом. 

Она без всяких слов подставила к столу еще один стул и села со всеми. Как бы смело и нагло не была оценена ее выходка, придется мириться. Тем более что к ней уже подсел Лис кивнул собравшимся в знак приветствия. Ведение переговоров,если их можно назвать сейчас таковыми, всегда представлялось девушке, не считая немногих исключений. Обоих это устраивало: Моринь могла удовлетворить свою потребность в общении, а эльф мог спокойно изучить обстановку, не утруждая себя подбором правильных фраз и эмоций. 

- Меня зовут Моринь, а его, - она указала на напарника, - Лис. Мы хорошо стреляем, ставим ловушки и готовим яды. Ну, - она мельком глянула на хитрое выражение лица эльфа, - он ставит ловушки и готовит яды, зато я стреляю хорошо. 

Про их основной вид занятия девушка предпочитала помалкивать в любой компании. Даже на черных рынках Орлея не жаловали тех, кто мог что-нибудь стащить из редких вещей, пусть и сам эти товары добывал для продажи. 

Тем временем трактирщик уже принес еду, но браться за нее парочка не спешила. 
 

[Melisandre Raven 56]

Мина вновь всех оглядывает, чуть головой качая, неопределённо, то ли осуждая к ней, как к несостоявшемуся информатору, — ну не знает она, кто, что и где, не знает и всё тут, неужели так сложно понять с первого раза! — предвзятое отношение, то ли своим мыслям поддакивая; второе — скорее, потому как мысли эти неутешительные: знают они так же мало, а, может, даже и меньше, простые солдаты с двумя разными по характеру и специфике офицерами, просто собранные из тех, кто в резерве был да мало мальски соответствовал поручению. Вздыхает, на место садится, рисунок карты отдавая тому, кто, по видимому, в этом куда лучше отступницы разбирается, замолкает, губу чуть прикусывая, искоса наблюдает за снующими туда-сюда по неожиданному визиту с крупным заказом служками: а что она ожидала вообще, на что надеялась, на вымуштрованную королевскую армию или — не дай Создатель встречи — оставшихся ещё в светлом разуме храмовников? Конечно же, нет. Слава всему, придётся не в одиночку работать или не с совсем уж отпетыми на всю голову мошенниками.

 

Вилкой по пустой тарелке скребёт, нервным, дрянным, надоедающим звуком хоть как-то разбавляя гнетущее ожидание и тяготы размышления. Предложения каждого слушает, но молчит, пока что, потому как всё равно лишь маг не подхвате и с мнением её считаться не будут, даже если посох возьмёт и вприпрыжку, не попрощавшись, побежит на «место преступления». А было ли преступление вообще — демон его разбери, даже кружевным панталонам Создателя, кажется, через призму Бреши не ведомо. Если было — расскажут: имена, явки, пароли — всё, чтобы только присланные преуспели в помощи, если нет… Мина хмыкает, долго, надувая щеки и обижаясь на деревенских заранее, по-детски наивно, по вероятности не свершённого: на что только не пойдёт человеческая дурь, лишь бы себя обелить, кого не приплетёт — от разбойников и малефикаров до приведений с оборотнями.

 

- Мы пойдём к старосте в любом случае. Сейчас или уже после того, как исследуем местность, с хоть какими-то уликами, - говорит, видя, как кивает часть солдат и храмовник-несмеяна, кажется, Радан по имени, - ночью всё равно никто не поскачет в лес с разбегу искать оборотней. Они это или нет, под луной лес Бресилиан — не наша территория. Утро вечера мудренее. Вашим людям, как и мне, нужен отдых, иначе есть риск подохнуть прямо по дороге, поддавшись на сладкие речи демонов переутомления.

 

Примирительно пожимая плечами, в рукав от собственной шутки прыскает, отбрасывает вилку в сторону, складывает руки в замок и исключительной силой воли перед лицами неизвестных, один из которых сверкает неприятным и холодным голубоватым взглядом, с натянутой улыбкой на устах, чуть прикрывая глаза, расслабляется. Они не обидят её, не должны обидеть помощь, Друзьями предложенную. Крэм, что по сговорчивей будет, точно. Мина, в уверенности своей, правую руку отдать готова на отсечение: тот из благородных наёмников и не понаслышке знает, каково это — работать в одной команде, а не против отступников.

 

- Чтобы вы не решили, мои силы и знания будут с вами, - продолжает, желая вопрос оставить исчерпанным, — она здесь не главная, так что пусть даже не помышляют почувствовать угрозу собственной важности, - я не из тех, кто бежит вперёд армий или действует по велению левой пятки и наперекор элементарной логике.

 

А пока солдаты стучат по тарелкам и требуют от бедного — здесь даже пожалеть старика не грех, пусть он с первого взгляда ей не понравился — пива и отдыха, в таверну, где-то на периферии бокового зрения, заходят ещё двое, тоже не местные, но и не под знаменем. Мина голову наклоняет и щурится, в щель через плотные, железные спины доспехов девушку и эльфа разглядывая, пытается по губам прочесть, прикидывает степень опасности. Но за разговорами и перепалкой с тавернщиком, они, кажется, своими делами заняты и здесь исключительно в связи с совпадением, одним из многих, которые прямо здесь и сейчас происходят на просторах необъятного Тедаса. Мина рукой по волосам ведёт, пытаясь из головы парочку выбросить и на насущном сосредоточиться — не выходит, хоть ты тресни: каждый раз цепкий взгляд хватается за инородное, нездешнее, выбивающееся. Особенно, когда девушка-лучница с места срывается и подходит к ним, особенно, когда вновь, по какой-то неведомой логике, смотря прямо в глаза, — или ей с полутьме чадящих свечей только чудится — произносит пароль — ну кто бы мог подумать?! — правильный.

 

Вдох полной грудью, лёгкая улыбка, вежливый кивок на приветствие; чутьё подсказывает — в них нет угрозы, слишком открыт взгляд, слишком юн голос и слишком широки движения. Может быть тоже Друг? Очень похоже на то; Мина по опыту знает: Рыжие Дженни с какой-то особой, извращённой, одним им понятной логикой набирают в свои ряды как раз таких личностей. Идеологически верных, как сказали бы в Круге, лояльных нуждающемуся в краюхе хлеба, целительном снадобье и парочке стрел простому крестьянскому и городскому народу, понятному им самим обществу.

 

- Я Мина, а это — Крем и Радан, - с открытым, непритворным дружелюбием приветствует, кажется, даже свою ровесницу, кивает на каждого; так или иначе у них нет причин скрывать друг от друга имён, во избежание путаницы и недоверия, и пусть так: резко, быстро, не посоветовавшись, чем позднее, в критической ситуации, клещами да энтропией вытягивать, - и, судя по всему, мы здесь по одному и тому же делу, так что милости прошу к нашему ша…

 

Когда с очередным десятком пинт пива подходит тавернщик, Мина язык прикусывает, напрягаясь и тотчас серьёзнея. Взгляд на него устремляет, глазами хлопает, где-то внутри продумывает разные варианты диалога, от положительного до их всех погонят на мороз к архидемоновой бабушке, собственный крайне малый опыт общения с людьми вне Круга в подобных ситуациях стараясь применить на практике. Очевидно, с ним сейчас говорят те, кто умеет разговаривать; очевидно, её задача не лезть, не усугублять и, в случае отрицательного ответа, не рыпаться; очевидно, это всего лишь одна зацепка, а их, по всей деревне и за, — множество. Очевидно…

 

- Нет, нет и нет. Как видите, добрые путники, - о, сколько яда в этих словах, хватит на пару настоек, - вас здесь чуть больше, чем пятеро. Так что ежели вы хотите, чтобы я просто посидел…
- А как насчёт помощи? Травы, настои, кухня, я…

 

Только спустя мгновение понимает: проговорилась, глаза широко распахивая от смеси страха и осознания. И лучше бы промолчала, заткнула рот тканью плаща и показалась странной, чем так, как всегда. Мина почти стонет, чувствуя кожей накаливающуюся ситуацию, пунцовеет до кончиков ушей и носа в прописать себе хорошего леща и провалиться сквозь землю весьма оправданном желании и обрывается, глаза пряча в пол, на полуслове, на скрипе-выдохе.

 

- Нет, оборванка, посиди здесь и послушайся старшего. Не барагозь.
- Хорошо… простите.

 

Шепчет сконфуженно, ожидая, когда же уйдут, — желательно все — оставив наедине с проблемами, кулаки трясущихся рук стискивает, слушая возросший гул таверны и шарканье ног по полу, на пару секунд будто бы полностью уходит в себя, исключительно на оглушительный стук сердца где-то у шеи обращает внимание. Лишь когда угроза — пусть мнимая, но всё же угроза — минует, успокаивается, проморгавшись, смотрит на Крема более, чем на всех остальных, уничижительным взглядом побитой мабари, с извинениями.

 

- Я не хотела, чтобы вышло так, я… - взгляд храмовника, сильного, прямо в душу, заставляет расправить плечи и напрячься, показав чувство собственного, магического достоинства, — «соберись, тряпка!» — вернуть остатки самообладания. - Значит, дамы и господа, так или иначе, но всё-таки староста.

[Гость Kremisius]

Крэм уходит в фейспалм и качает головой. Ежику ясно, это какой-то пароль, но произносить его в таверне, набитой солдатами Инквизиции... Послал же Создатель союзничков.

Итак, все по очереди являли свои странности. Радан - дёрганый и малообщительный, Мина, зашуганная до непотребства, и "подкрепление" в виде новенькой с элтфом. Оставалось надеяться, Лис отлично дополняет Моринь, иначе кто у нас такой, опять же, станет хаять знамя Инквизиции в таверне, битком набитой срлдатами со знаменем оным на коттах?

Но обо всем по порядку.

 

- Ночью никто все равно не поскачет в лес...

- Подожди, а почему? - спросил парень, дав магичке договорить - Нормальная же идея. Оборотни по слухам аетивизируются ночью и по тем же слухам разумны, хоть и не слишком то уж очень. Как раз ночью к ним и надо идти. Заодно успеем отдохнуть за эти несколько часов. Идти, значит, лучше всем отрядом и бряцать железками, чтобы внушить уважение своей численностью. Одного или двоих сожрут и скажут, что так и было. Хоть я и не особо верю в этих оборотней, но предлагаю сходить. Ночью. Заодно разузнаем, что тут за нечисть водится ещё.

 

Трактирщик попался слегка, скажем так, охреневший. Крэм, поняв, к чему дело идет, тут же накрыл свою монетку ладонью и забрал обратно себе.

Где-то на этом месте магичка и показала своё нутро. Нет, непомерный градус ее забитости и взгляд побитой псины не шибко тронули наемничьи потроха. Навидаешься всякого, особенно под провалом Бреши, но что-то сказать в ответ все же стоило. Ради сохранения климата в "коллективе".

- Да забей. Чем дальше в глубинку, тем долбанутее местные, это всегда так. Твои настои нужнее в Скайхолде, куда люди идут за помощью, а не как эти. Не знают, чего хотят.

 

- Моринь, Лис, ну вы смелые.

Храмовники Инквизиции переглядывались, наёмник с "грязным носком" поверх доспеха ухмылялся.

- А раз такие смелые, может разговорите кого из слуг или трактирщика, раз уж мы пока здесь?

Потому, что смелые люди не смущаются от невыполнимых просьб.

[Morin 241]

Небольшой островок тепла - зала таверны. Открывая дверь из мира, темного и холодного, в помещение, пронизанное теплом от печи, нежно обдает путников уютом, что ищут укрытия - хотят сбежать из большого мира в место, где пусть и иллюзорно, но создается ощущение безмятежности. Запах овощной похлебки и чуть подбродившего пива, которыми потчевали гостей деревни - местные жители старались найти укрытие в своих домах, - встречали и располагали к этому месту, располагали к общению, к измученным улыбкам в знак окончания долгого блуждания по бренному миру, даже Создатель которого мог ужаснуться и пустить слезу за обреченных своих чад. Здесь же место сродни обители Создателя, что проявлялся в теплых тонах свеч, мягких тенях, кружащих за своими хозяевами, запахи, не аккумулирующие рецепторы трубить об опасности. Хозяин окинет строгим взглядом, принимая решение о достоинстве твоем этого места, а потом, если плата устраивает главного судью, нальет и накормит, как и полагалось. 

 

Дом создателя - не иначе! 

 

Богохульство?

 

Пусть так. 

 

Но искать призрачную защиту своего Бога везде: в луче солнца, в кусте костяники, чистой воде - не должно удивлять нынче род людской тому, что среди красного ужаса, демонических тварей, бессилия защитников каждый просвет будет сродни Божественному дару. А если ты в поселении посреди леса, из чащи которого свои когтистые лапы тянут к маленьким детям существа с телом волка, а аппетитом медведя, то место это - достаточно светлый островок, укрывающий тебя стенами от лицезрения безмолвия и отчаянья.
 
Но даже здесь сейчас натянулась струна между теми, кто должен был… нет, не должен, но добровольно протянул руку помощи, и теми, кто эту помощь с благодарностью бы принял и сказал: “спасибо”, - но возмутился количеством отозвавшихся на беду. Достаточно забавно, если учесть то, что поиск спасителей достаточно широко освещался на местных дорогах громким “ключом” для входа в этот клуб. “Странный мужик, - Лис ничего не ответил на претензии трактирщика, лишь несильно постучал деревянной ложкой по миске, - Какое ему дело до нашего количества? Или это именно касалось этой группы?” 

 

Эльф перевел взгляд на собравшихся. Молодая магичка выглядела так, будто ее отчитывал преподаватель за самую грубейшую ошибку перед всей аудиторией в Башне магов. Можно было списать ее неуверенность на неопытность в общении, но девушка, что была - разбойник заметил, - примерно, одного возраста с Моринь, должна была хоть чему-то научиться вне своей Башни, и как ей давался диалог среди таких же магов? Но не стоит вешать ярлыки. Мина обмолвилась, что знает травы и настои - целительница? Хорошо бы. В этих лесах оборотни могут быть не единственной причиной ран и сломанных костей. 

 

Но больший интерес привлек голос человека, что сидел практически напротив разбойника. Мощные доспехи, развитая мускулатура, черты лица… странные. Подбодрил - значит, не чурается работы в команде. Хорошо… если бы Крэм - так назвала его очаровательная девушка - до этого не перешел на главную тему. Рядом сидел еще один недовольный тип, в котором виднеется недовольство. Не проявил еще себя.

 

Странности не скрывались и от Моринь. Проследив за равнодушием эльфа по отношению к хозяину таверны, девушка смекнула, что для наставника сие поведение также не показалось обычным. Разве так принимают помощь? 

 

Людей, что собрались за столом, обсуждая свой план Белка оценивать не бралась. Не была лучница сильна в стратегии, чтобы оценивать каждого и отводить возможные роли, предполагая выгоду и цель. Для подобных анализов лучше всего подходил Лис. 

А на явный дискомфорт, испытываемый магичкой после разговора с трактирщиком, разбойница лишь пожала плечами, глядя на Мину, и улыбнулась. 

По поводу походов в лес ночью Моринь могла выдать лишь одну простую фразу: “Не хочу бегать я ночью по лесам”, - ее девушка, конечно, никому не озвучит. Из собравшихся свое предложение по плану действий не представили лишь они.

На звучание своего имени от чужого человека резкий поворот головы. Да, верно, но только подпортили здесь нам репутацию, чтобы собирать информацию. И не послушаешь теперь ничего, притворяясь простушкой, что потягивает свой чай рядом с развязанными от крепкого алкоголя языками. 

На них смотрели не с открытым неприятием, но недоверием. “Трудный будет день”, - вздохнула Моринь, не отводя своих серых пытливых глаз от Крэма. Вслед за пристальным “знакомством” последовала сдержанная улыбка, после чего она опустила взгляд. 

 

- Нам здесь уже никто ничего не разболтает, так как видели с вами. А вот походить по домам и поспрашивать местных - хорошая идея,  - девушка продолжала сохранять дружелюбный вид, не смотря на то, что вокруг нее собрались отнюдь не настроенные на веселье личности. Хмурые и серьезные, смущенные и виновно созерцающие обстановку люди были, казалось, непробиваемые в своем типаже. 

- Они все напуганы так, что даже Создателю не откроют, - с хрипотцой прозвучал приятный для нее голос Лиса. Эльф, кажется, стоял на пороге простуды, поэтому сейчас говорил он немного приглушенно.   

- Я найду способ. Ты меня знаешь, - она звучала тихо, словно подражала наставнику, - И жителям могут понадобиться припарки и травы, если уж на то пошло. К тому же, нет ничего сильнее, к сожалению, женского стремления общаться.

- Звучит немного двусмысленно, но я тебя понял, - чуть слышно прокомментировал он.

Девушка осторожно положила ладони на стол и, найдя опору, медленно поднялась со своего места. Кивнув присутствующим, она еще раз улыбнулась и направилась к выходу. 

 

Зрачки сузились, когда в сетчатке отразился канделябр с полыхающим фитилем, освещающим дверной проем, в котором скрылась его легкая на подъем Морри. Остался среди совершенно чужих ему людей - неприятно, но кем был бы эльф, если подобное выбивало из привычного, казалось, ему ритма жизни. Только постоянно маятник то разгонялся в свете событий, то замедлялся, когда не приходилось рисковать жизнями, вламываясь в самые труднодоступные уголки орлейских домов. Сегодня этот воображаемый утяжелитель на невидимой ему нити судьбы стремительно раскачивался,угрожая подпрыгнуть и перегнуть нить, резко оборвавшись.    
И причиной не являлись оборотни - они всего лишь часть. 

 

- Со своей стороны, - повернулся к собравшимся за столом, -  могу предложить яды и ловушки. Оборотни более чуткие к всякого рода отравам, но и нюх у них как у … - запнулся, вспоминая, что враг и есть, по сути своей волк, - Зверя, которыми они и являются. Но есть яды без запахов и ловушки без звуков. 

 

Голос звучал максимально тихо - Лис не доверял союзникам, но тем остаткам местных жителей не хотелось верить еще больше. Он расстегнул крепки своей кожаной куртки, что скрывалась под плащом, мельком показывая для самых внимательных малую часть своего арсенала. Через секунды три его ловкие пальцы снова фиксировали застежки. 

- Свой запах мы также сможем скрыть. Вы ведь не хотели идти в лес к оборотням без маскировки запаха? - он не мог знать, кто из присутствующих мог обладать такими же знаниями в сфере ядов и маскировки. Если этой теме суждено было место быть, то эльф лишь первым открыл ее. Потому что мечи луки и магические волны - это все хорошо и необходимо, но оставлять врагу такую фору как запах было бы слишком беспечно. 

 

Забавно было бы сейчас Моринь наблюдать за тем, как нелюдимый эльф охотно начинает идти на контакт в малознакомыми людьми, когда речь заходит о деле. Хотя здесь даже не в этом причина. Скорее всего, Лис гораздо больше Белки чувствует угрозу. Не зря же он так долго отговаривал ее от этой затеи? 

А теперь, проиграв, он старается минимизировать последствия. 

 

Ее решение идти сюда - это уже верх глупости. 

 

Хорошо, что здесь есть такие же ненормальные. 

 

Правда, долго ли продержатся энтузиасты на одном своем желании покарать и заработать славу, возможно, посмертно. Не знал он про остальных, но этот паренек уж точно не был стратегом. Существа, что прячутся в лесу - не лесные волки, что бегут на еду и атакуют нарушителей их территории. Идти ночью - это он серьезно? 

 

Оборотней он только слыхал рассказы от своего учителя и тех, кто видел своими собственными глазами, оставшись в живых.. И то, что было запечатлено на страницах хрупких книг, передано из уст старика Халгмора, что повидал не одну сотню битв, среди которых далеко не все битвы окропялись кровью разумных существ. Были соперники, от чьего вида кровь стыла в жилах, а нюх их был сравним с королевской гончей. Тогда эльф уже знал: с такими существами он сможет дышать одним воздухом, но для обеих сторон результат этого жизненно необходимого процесса будет разным: для человека - прерывистые вдохи и осознание своего страха; для монстра - запах новой жертвы. Оборотни были одними из тех, кто дышал единым кислородом с ближним и определял в несчастном будущую трапезу. Обоняние у этих существ развито лучше людского настолько, что человеческий пот и пыль дорожной одежды будут ему сигналом о приближении. И тогда хозяева этого леса выйдут к вторженцам и проводят в последний путь. А ночью люди слепы без источников света, поэтому столь лакомую, но слабенькую добычу опасность может ждать прямо за ближайшим деревом или уже подкрадываться сзади. В этом оборотни не хуже крикунов по время мора. Спасут лампы и факелы, но тогда о неожиданности можно забыть.  
- Мы можем не пережить эту  ночь. Их там могут быть одна-две особи, которые перебьют несколько человек, а может статья так, что там целая стая или две больние стаи. Лучше днем все подготовить и расставить по лесу ловушки в тайне от жителей. Они и так не будут ходить по лесам при такой угрозе. 

 

“Если только здесь не живет какая-то часть стаи. Возможно же превращение их обратное?” - подозрения не были подкреплены основаниями, но они еще слишком мало знают.   
 

[Melisandre Raven 56]

Слова, слова, слова… их так много и так мало одновременно: такие разные, такие давящие, такие странные. Каждый делится своим мнением и все они различаются: кто-то на передовую спешит, чтобы скорее с делом покончить, хотя дело, как говорилось минутами ранее, может быть совершенно не тем, чем кажется; кто-то — желает подготовиться основательно, по-охотничьи: ловушки и яды, наука целая, но увы — все здесь солдаты, не охотники. Что до Мины, она просто сидит, размышляет, взвешивает: пусть в Круге учили планированию и обязанностям, ведение дел не её конёк, так же, как и управление людскими отрядами.
 

А ведь могла бы стать за спиной у Жрицы Верховной, плечом к плечу с Орденом, на ступень выше любой другой магии. Могла бы, да не срослось. Теперь вот по лесам и долам оборванкой без роду и племени ходит да за медяк предлагает лечиться травами.
 

И это свобода, о которой маги так грезят? Три раза ха! Продать её вместе с Фионой, решившей заключить союз с Тевинтером, Кругу за три кукурузины...

 

Но пока суть да дело, пока каждый рассказывает о своих навыках, пока стучат по тарелкам люди за другими столами, подозревая или нет, как горят обсуждения в своеобразной «ставке командования», Мина будет молчать, лишь изредка потирая виски от резкого прилива человеческого и, главное, доброжелательных по отношению к ней, полулегальной отступнице, отношения. Магия должна служить человеку, а не человек — магии. Магия не может командовать.
 

Кто-то — судя по голосу, Крэм — её за неловкие потуги узнать что-то большее подбодрить пытается, говорит о том, что её навыки понадобятся Инквизиции. Стыдно, как это стыдно, не достойно рыцарского образа! Мина, оторвавшись от созерцания трещин в столе, взгляд на того поднимает, смотрит широко распахнутыми глазами, удивлённо, заворожённо даже, брови вскидывает, и только потом, спустя пару секунд молчаливого созерцания, губы в улыбке растягивает, ладонью и чем-то средним между «спасибо» и «пустяки» от чужих речей отмахиваясь. Пусть всё это — лишь дежурные, брошенные через плечо слова для моральной поддержки, ничего более, слышать их, здесь, в трясущейся от страха перед неизвестным деревне, от незнакомца всё равно неожиданно. И приятно. Наверное. Всяко лучше, чем вилы и факелы.
 

Когда-то бойкая, сильная, с железным характером девушка, Мина сама себе удивляется: насколько присмирела она, что дворовой кошкой ластится к руке первого встречного, насколько напугана, что даже такому радуется? Трудно остаться всё той же, идя неблагодарной дорогой почти бескорыстной помощи. Не закрыться в себе, не стать забитым зверьком или, наоборот, бешеной сукой, лишь с циничной ухмылкой и огнём на руках встречающей чужие горести.
 

«Кому нынче легко?» - говорили маги, оправдывая своё незавидное, но свободное положение. А потом бежали и жгли за собой мосты, без лириума, ослабленные, с беснующейся из-за Бреши магией, падали на колени и вместо Создателя молились на Тевинтер. «Кому нынче легко?» - резали руки и, только чтобы не били их, убивали недовольных селян, королевских солдат, храмовников, старались выжить кто как, наступая на горло принципам, стали теми, кого боялись, но чаще — страшнее: рабами свободы.

Мина вздыхает: слишком чёрная нынче у мира ирония.

Но что это? Скрип дерева, тонкие девичьи пальцы на нём, дуновение ветра и шелест быстрых и лёгких шагов к выходу. Взволнованная Мина оборачивается на шум и слегка вниз наклоняет голову, смотрит в сторону уходящей Моринь с прищуром недоверия: та ведь совсем юна и, кажется, ей ровесница, но взяла и пошла в темноту опасных, надвигающихся сумерек, в неизвестность пошла, на заранее проигрышное мероприятие.

 

- А она типа… всегда так убегает, да?

Не сдерживается и всё-таки спрашивает. Голос Мины слегка дрожит, а пальцы, отбивая незатейливую песнь, стучат по столешнице. Душа, до того боязливая и отстранённая, загорается ярким пламенем: её учили исцелять людей и быть им защитницей, её учили держать плечо и быть всегда наготове, потому терять союзников по их же собственной глупости ей ни капли не улыбается.

- На улице же пусто было, ну, когда я шла, вряд ли что-то изменилось. Она что, типа, будет стучаться по домам и спрашивать: «ой, а расскажите что-то про оборотней, я знаю, что вы знаете». Так что ли? - плечами пожимает, сама для себя стараясь примириться с внезапно накатившим приступом борзости. - Я, конечно, не уверена, но это… неправильно как-то.

 

И конечно же ей никто не ответит. А зачем отвечать, ведь Моринь не маг и никто не погонит её, только завидев посох, ссаными тряпками, зачем отвечать, если девочка, так легко на свободу отпущенная, пришла сюда помогать, а не прятаться.
 

«Только бы не унесли...» - думает Мина и, сама того не замечая, губу до крови прикусывает. Она не слушает охотничьи выкладки Лиса — то далеко, как до Ривейна пешком, не в её магической компетенции, — и даже, если быть совсем честными, не в компетенции уважающего себя Рыцаря-Чародея — но почти умоляюще смотрит на Радана. «Несмеяну», как она его прозвала, только-только увидев в дверном проёме сгустившиеся на мгновение тучи и лицо до зубного скрежета хмурое. Тот ведь тоже всё время молчит и, кажется, к мнению остальных прислушивается. Или не слушает вовсе, полагая их абсолютными идиотами.
 

- Лис прав, Крэм.

 

Он заговорил? Неожиданно. Голос его скрипит, как гвоздём по стеклу, и от этого внутри всё холоднее становится. Впрочем, как после ухода из Круга кажется Мине, такой голос у всех храмовников, когда они видят её, когда чувствуют, как на кончиках пальцев искрится магия, но не могут ничего сделать, потому что сейчас все заодно и против одного — особенно.
 

- Мы не можем жертвовать своими людьми и бросаться в атаку, не имея за собой никакого преимущества. Потому предлагаю так: сегодня ночью отдохнём здесь, а завтра начнём действовать. Вы с Миной, Лисом и Моринь направитесь по указанному на карте месту, установите там ловушки и исследуете всё на наличие или отсутствие этих «оборотней». Так мы с меньшей вероятностью их спугнём и вообще никого не поймаем, только зря опушку протопаем. Я же вместе с солдатами выступлю ближе к вечеру. Вместе мы организуем засаду и подготовимся к ловле. Возможно, что на живца, - последнее Радан говорит тихо, и Мина прекрасно понимает — почему: никто не хочет даже чисто теоретически стать жертвой неизвестного. - А пока сделаем то, на чём все сошлись — направимся к Старосте. И, с твоего позволения, Лис…

 

Он встаёт, длинными шагами направляясь к соседнему столику, парой коротких фраз перекидывается с одним из солдат, после чего сразу трое встают и направляются к выходу. Мина щурится, силясь прочесть по губам, но нидемона не видит за широкой спиной и отнюдь не сверкающими латами, лишь, покачав головой, выдыхает, надеясь, что её причитания были услышаны и они пошли вслед за Моринь, а не выбивать из бедных людей информацию.
 

И действительно…
 

- Они проследят за тем, чтобы твоя подруга находилась целости и сохранности. Какой бы хорошей лучницей она ни была, если «оборотни» украли дочь Старосты прямо из деревни, то украдут и её. А так она сможет отбиться или хотя бы дойдёт до основного отряда, который уже перебьёт нападавших, - и, спустя мгновение раздумий, с напором заканчивает: - Это приказ, он не обсуждается.

[Гость Kremisius]

- Похвальная предусмотрительность. - Крэм лениво ковырял в зубах выдранной из ножки табурета длинной щепкой. Назло трактирщику. И гладел на эльфа. - Только я не верю в причастность оборотней. Заметь, сказано "похитили". Не задрали, не уволокли. Я думаю там и следов крови то найдено не было. А дальше что, ха, выкуп попросят? Полуразумные звери? Дальше, охотник. Зверьё нападает первым, если залезть на его территорию или откровенно шугнуть. Или если жрать нечего. И то на чужой территории чувствует себя неуверено. А я слышал, их логова, если полуволчары еще не свалили, в сраных глубоких дебрях, куда даже до утра не доберешься, если прямо сейчас выйти. Но предположим это таки оборотни. Нас нормально так, плюс мы можем устроить светошумовые сюрпризы на их чувствительные уши-глаза если вдруг че. Да ладно вам, все, ээ... одаренные могут хотя бы по глазам светом вдарить. Короче. Они че, совсем тупые на нас выходить днем, да?

После этого долгого монолога сытый и ленивый наёмник просто сидел и наблюдал. Не пытался что-то кому-то доказать или предложить. Он считал, его дело - вкинуть идею. А дальше пусть делают с ней что хотят. Здесь он ни за кого и ни за что, кроме себя самого, не отвечал, и можно было расслабиться. Не хватало только спинки на его табурете, но остальное вроде расслабляться душой и телом не мешало.

 

Мина оказалась из тех, кого хочется немедленно взять под крылышко, защищать, подкармливать, оберегать и не давать в обиду. Девушка просто провоцировала на это всем своим поведением, и Крэм решил во что бы то ни стало уговорить её приехать в стан Инквизиции. Так-таки проняла. Там ей будет всяко лучше, чем шляться оборванкой и в одиночку по таким вот стремным местам.

Девушка сильно отличалась от их, быковской, магички. Долийка скорей напоминала верткого хищного зверька, а Мина походила на осиротевшего молочного котенка. Крэм даже на какое-то время засомневался в том, сможет ли она вжарить по врагу боевой магией. Парень знал, что хоть кусок этой боевой магии каждый чародей знать то обязан. Как наемник предположил, даже Рад, и тот еле держится чтоб не расплыться в умилении. Делает каменную морду изо всех сил.

С Моринь и Лисом же другая история. Резонный вопрос: "девочка, да как ты вообще выжила?" наводил на следующую мысль. Наверное это сработанная команда, где мозговым центром служит как раз эльф. Моринь же берет на себя все остальное, такой вот странный симбиоз.

- Ладно, Радан. Тоже нормальная мысль - ухмыльнулся наёмник. А и вправду, что ненормального в желании поберечь своих людей и направить на сомнительно безопасную работу внештатных приблуд? Не, ну вполне можно понять.

Что три человека будут шляться за Моринь может и оградит её от карающего леща естественного отбора, только нифига не поможет ей разговориться с местными деревенскими бабами, Крэм решил не озвучивать. Поленился. Вон пусть её напарник парится, он её лучше знает, а сам Крэм тут не лейтенант и может расслабляться во всю. Может даже мозг не включать. Круто.

- Я тогда на боковую, если тут не начнется оборотнепокалисис - до утра не будить. Начнется - тоже не будить короче.

Следующим этапом были договоры с трактирщиком о комнате в заведении, где каждый мимопроходящий путник - событие сезона. Видя небывалый наплыв, деревенский гад заломил такую цену, что наемник готов был морду ему набить, что и продемонстрировал весьма охотно. Заодно дав понять, что он тут такой не один, тогда как местный сейчас мягко скажем в меньшинстве. Тот, походу, понял и после символических препирательств согласился на нормальную цену. За две комнаты, в одну из которых никого не подселять под страхом негласного перелома носа и/или чего-нибудь еще.

- Мина, твоя комната на втором этаже у лестницы. Позовешь тут прислугу - откроют.

Ну так а че она такая беззащитная?

Парень поднялся с подростком-служкой наверх, осмотрелся, поднял в комнатенку свои вещи и, не вылезая на всякий случай из доспеха, плюхнулся отдыхать. Клопы кусались. Больно.

[Morin 241]

Если быть честными, то никому не хотелось идти в лес. Люди, что были разбросаны по таверне наряду с хмурым, как туча, хозяином этого заведения, что, конечно, живет на втором этаже этого небольшого дома, было страшно. 

Правда, этот страх не мог сравниться с ужасом тех, чьи дома стояли у леса.

Каждый раз с замиранием сердца прислушиваться к звукам природы, доносящимся из леса, отсчитывая секунды своей жизни, которые проводили поселенцы в диком страхе. Трактир стоял практически в сердце деревни, окруженный постройками. Ради него выходцы магической природы не станут идти дальше домиков, где и так жили достаточно сладкие по запаху дети. У самого мужика либо не было ребятишек, либо они на момент прихода групп, уже сидели в подвале за бочкой пива, ожидая команды родителя. 

Сидели ли с ними в объятом теплом и светом помещении те, кто кинулся в лес, небезразличным маршем, откликнувшись на зов о помощи? Если да, то боялись ли они встретиться лицом к лицу с чудовищами? А встретят ли они там именно чудовищ? Сомнения зародились и вышли наружу с голосом Крэма, что мерно и без всякого стеснения ковырялся в зубах чем-то неровным и шероховатым. 

И было видно, что в речи с серьезности оттенками сомнения и несогласия с остальными - с Лисом в частности - союзники нашли зерно правды. Эльф хмыкнул и покосился на юношу, потом на Мину и остальных. Признавать неполноту его информации или же ошибки в предположениях эльф умел и делал. Нет смысла в гордости и упертости, если от них гирьку на весах жизни толкает к печальному раскладу. Те, кто хочет жить, должны уметь признавать ошибки и принимать их, иначе твоя упертость выйдет боком. 

- Благодарю, - ехидно и с толикой яда на языке отреагировал Лис. Признавать ошибки умел, но жутко ему то не нравилось, - Я понимаю твою позицию. Но узнать больше и подробнее мы сможем, когда сами пойдем в лес и увидим либо следы зверей, либо людей, а еще, если повезет, узнаем об этом от Старосты. Здесь, действительно, что-то не так, но раз были указаны оборотни, то и говорить нужно про оборотней. 

Если этот парень прав, то становится еще интереснее. Если оборотни не могут скрываться в деревне, то могут ли это делать другие неизвестные? И кому нужна девочка? Нет, неверный вопрос… для чего? 

Радану же пришлась по душе идея эльфа, на что листоухий ничего не ответил, лишь еле кивнул. Предложение Радана он принял с одобрением.

- Согласен, отдых лишним не будет, - он впервые за все это время принялся за свою кружку, отпив прилично, изводя в своем горле сухость. Нет, говорить он никогда не боялся, но сейчас, как назло, оно пересохло именно на том моменте, когда Лис обратил внимание на молодую магичку. 

- Белка? Нет, но я думаю, что не стоит за нее волноваться, - последнюю часть он уже договаривал, обращаясь к Радану. 

Мужчина был спокоен и, казалось, безжизненен, с четкостью движений и безмерным спокойствием в лице. Лис смотрел на него, когда Радан отправился к воинам, заключенным в броню. Внушительная сила и жесткость, но приказом проявлял неожиданные приступы заботы, отправляя за его напарницей аж трех солдат. Очень лестный и располагающий жест, но не в случае с Моринь. Девушка идет не цветы в лес собирать, а нарушать частное пространство, влезая в чужие дома. И про этот расклад он знал еще с самого начала, так как даже его иногда наивная Моринь знает, что никто в этом отчаянье и мраке не откроет, не ответит - боятся абсолютно все! 
Эльф казался черствым сердцем и безразличным к ней, но лишь казалось так. Никто не знает, насколько сильно каждый раз нападали на него переживания, но риски без причин не совершались, и будь то обычная лишь взломщица, что не росла все эти десять лет рядом с разбойником, не отпустил бы, сказал сидеть и не высовывать свой нос. А Моринь росла… росла с ним вместе и раскрывалась, поэтому он отпускал ее. Опускал и знал, что она может остановиться и уйти, не перешагнув черту опасности. 

На улице было сумрачно и холодно. 

***

Одинокая девица невольно схватилась за плечи, потирая их активно руками. В плаще тепло, но атмосфера, подкрепленная жутковатой историей про оборотней, похищающих детей, проникала холодом сквозь одежду. Действовать одной было удобно и практично: никто не будет тебе мешать, а также не увидит природу твоего занятия. Атмосфера - всего лишь атмосфера, и страшных силуэтов Белка все еще не видит. Зато сзади нее, сопровождаемые слышимыми шагами и лязгом металла, показываются силуэты другие. Солдаты, что вышли вслед за ней. “Кто послал? - пыталась соображать Моринь, - Один из новых знакомых?”

 
Плохо. 

Если бы деревня не была такой безлюдной и мрачной, можно попытаться сбежать по крышами или же скрыться в толпе, но тут никого нет, да и крыши просматриваемы. Думала она, что им приказ отдали, что заставит их разойтись путями. Но они упорно шли за девушкой, следили. Напрягало, но не так теперь уж страшно.  

Деревня еще больше походила на те, о которых рассказывали в страшных сказках. “Вот приходит чудовище каждую ночь и забирает непослушное дитя, что, ослушавшись родителей, чудовищ не боясь, вышло из избы родительской гулять, и фонарей здесь не видать”, - почему-то вспомнилось девушке, что сейчас брела вдоль улочки, присматривая дом, в который она, миниатюрная Моринь, смогла бы проникнуть. И - о удача - дома не были с изощренной защитой. Если честно, не в каждом дворе слышался лай собак или же эти животные боялись. Знает лучница: оборотней выдают собаки, чуящие монстров в человеческом обличье, - и думала, что после пропажи девочки должны люди обезопасить себя. Может, животные в домах? Не проверишь - не узнаешь.  

Ринуться в пучину работы форточницы мешали эти трое. Бежать по улице открыто - глупость и лишнее внимание тех, кто по-возможности наблюдает за ними. А дом с тусклым светом от свечи был отмечен. Необходимо было оторваться или сделать так, чтобы они за ней дальше не пошли. Поглядывала девушка на небольшие зазоры калитки и достаточно низенький заборчик. Перелезть через него - не поймают наблюдатели, а там уже разберется. 

Моринь остановилась всего на секунду, дождавшись, пока ее сопровождение не сбавит ход до самого минимума, а потом резко рванула к намеченному зазору между двумя заборами домов, ограждающих территории от улицы. Пробежав между ними она завернула за угол. Уцепившись за деревянные зубья забора, разбойница нашла упор в параллельных земле досках, составляющих декоративный элемент, и одним рывком подтянула себя вверх. Еще один резкий рывок, работа быстрая руками и ноги бесшумно соприкасаются с землей. 

Отлично! Солдаты могут знать, где она, но не станут же гремящие доспехами мужчины устраивать охоту, вламываясь в дома людей, чтобы найти девочку? И зачем вообще они здесь появились? Моринь справится.  

У избы с ее стороны была дверь, ведущая с заднего двора во внутрь. Осмотревшись, разбойница подкралась к ней и проверила замок - закрыто. Взламывать - не вариант, так как хозяева не глухие и уж точно услышат. Проверив обитателей через окна, Моринь составила список живущих: старушка, женщина средних лет и девчушка совсем небольшая. “Потенциальная жертва”, - нахмурилась лучница, уже видевшая вход. У самой крыши была небольшая щель, служащая вентиляцией дому. Слишком маленькая, чтобы пролезть тем же храмовникам, но. оставив лук и мешки, у девушки есть хорошая возможность. 

Спрятать вещи и залезть на стену было не так трудно, как, например, найти себе укрытие, чтобы трио не подняло крик на всю деревню, выдав ее с потрохами. Были сделано несколько бесшумных шагов в сторону деревянного шкафа и, затаившись во мраке дома, стала ждать. Помещение было устроено таким образом, что девушка спокойно могла найти себе другие укрытия: небольшая яма для хранения заготовок, сундук и скамейка с вышитой канвой. Прикрываясь длинной тканью с вышивкой, которую изучали серые глаза, Белка навострила свои уши и вслушиваясь в любое слово хозяек. Безопаснее всего было оставаться как-то в том окне, но ветер не дал бы расслышать человеческую речь. От женщин ее отделяла бревенчатая арка, дробящая помещение на две зоны.

“... как бы они не вернулись снова, Анна, что же твориться такое? Я всю жизнь жила рядом с этими лесами и ни разу не слыхала о такой наглости оборотней. Какой ужас”, - скрипящий голос принадлежал старухе, что пряла, сидя у той самой свечи, что горела на внешнюю сторону улицы. “Забирают, как я слышала, молодых девочек и девушек. Нюта в опасности. Хотелось бы мне увезти ее отсюда, но куда? С момента ухода Стефана я как без рук”, - голос достаточно молод, принадлежит второй женщине, что сидела ближе всего от двери и протирала плошки потемневшей тряпицей. Голоса маленькой девочки Моринь слышать не надеялась, так как спала она на лавке, укрытая большой шкурой, в тот момент, когда ее и приметила лучница. А мать продолжала: “И старосту нашего жалко. Дочка была ему дороже всей жизни… Что он теперь будет делать?” - голос осип и выражал глубочайшее сожаление. “Слыхала, что сюда заявились солдаты Инквизиции? - явно с неодобрением проговорила бабка, -Пришли амбалы с помощью к… а это кто там у нашего дома?” - голос старухи переменился с успокаивающего тихого на более возмущенный и воинственный. 

Она заметила солдат? Неужели они продолжали пасти ее рядом с этим домом? 

“Хм? - по шороху Моринь предположила, что Анна сдвинулась с своего места, - Патрулируют округу, наверное, матушка. Ничего удивительного. Они же пришли навести порядок”, - вернулась снова на место. “Помогут ему, Анна, как же! Знаю я эту помощь. Только идут все в рекруты к ним и помирают. Толку от них мало”, - не унималась старушка, на что Анна лишь отвечала, что Стефан ушел в Инквизицию добровольно и, возможно, еще жив и здоров. Дальше диалог ушел в сторону житейских проблем. Надо сказать, Анна умеет мастерски сменять темы, что ее собеседница не повышала голос и не будила своими возмущениями ребенка. 

Ничего ее вторжение не дало. Про цель озвучено было все, чем поделились союзники. Зато теперь взломщица знает, что в Инквизиции есть некто по имени Стефан. Пора выбираться. Ждать удобного момента пришлось долго, но, как только все затихли в главной комнате, девушка спокойно вернулась на улицу тем же путем. 

Накинув на себя свой плащ и вернув на место лук, Моринь, опасаясь, что кто-то из этих женщин мог посмотреть в окошко на улицу, побрела со стороны внутренних дворов маленькой дорожкой прямиком к таверне. Возвращаться с ничем было очень стыдно, но пропадать на улице всю ночь ей не простят, а потому лучше попробовать снова, но в другой раз. Про солдат она забыла совсем. Вдруг они уже вернулись к своему капитану?   
 

[Melisandre Raven 56]

На предложение Крэма Мина ничего не ответит, лишь улыбнётся, радостно, во все тридцать два, глазами, слишком сильно для той, что пережила год войны и нахождение рядом с отступниками, распахнутыми в полутьме задорно сверкнёт, подмигивая; ей нравится эта чуткая открытость и поддержать попытка. И говор, простой, незатейливый, пусть и от человека, отсюда явно далёкого, ей тоже нравится. Не то, что Радан, с вечно хмурым лицом или же маской на нём, совершенно безжизненной, будто прилипло к нему ведро шлема храмовничьего и, даже сняв то, променяв жизнь при Церкви на Инквизицию, он остался всё тем же, и всё так же относится даже не к магам, — а ведь они тоже всего лишь люди, обременённые даром, но всё-таки — к привычным давно союзникам.

 

Это не бесит, не выводит из себя, как ранее, но, право слово, является показательным.

 

На выдохе Мина провожает людей, медленно, доедая и допивая, расходящихся на ночь по комнатам, ей же — нельзя, пусть это и будет смотреться невежливо, но что-то подсказывает, что чревато отпускать Радана одного к старосте: не поймут его, разговора не сложится. Что до неё… в конце концов, рыцарей-чародеев учат брать волю в кулак и общаться с кем-то помимо иных магов, матушек и храмовников, выходить за пределы запертого со всех сторон Круга, сначала морально, уже потом — физически.

 

Лёгким движением посох, до того мирно к двери приставленный, хватает, на него тут же и опирается, рукой ведёт по давно потрескавшемуся дереву, привычно уже, чувствуя пульсирующую на кончиках пальцев — того и гляди сорвётся — защиту и на выходе полную концентрацию. Так не придётся выплёскивать из себя хаос и ругаться позднее, что тот — совершенно случайно! — не слушается, так не сожжёт она половину леса из злости, отсутствия иных мыслей и принципа. Выходя следом, кивает закатившему глаза на это действо храмовнику. Тому, кажется, всё равно, а если и нет, то это не важно: не время лезть под чужие доспехи и копаться в навязанном отношении к магам и душевных терзаниях, не время замедлять шаг по пустым, тёмным улицам лишь для того, чтобы поговорить об опосредованном. Всё это будет потом, после облавы, если позволят ей рот открыть и на секунду перестать быть очередной отступницей, грязной и проклятой. Наверное. Мина вздыхает: ей очень хочется на это надеяться.

 

Поравнявшись на одной из дорог с «патрулирующими» солдатами, Радан отмашку даёт — дальше следить, издали контролируя ситуацию, и, пока нет очевидной угрозы жизни девчонки или кого-то из местных, не вмешиваться, Мина же лишь семенит следом, нога в ногу, но всегда на шаг позади храмовника, цепким взглядом в сумерках чуть больший, ухоженный или просто центральный дом выглядывает, ищет тех, кому нужна помощь, отмечает места, куда можно ударить огнём, чтобы не занялся он, распространяясь по соломенным крышам и чуть подгнившему дереву. И молчит, всё время молчит, губу поджимая, хотя рвутся наружу вопросы и крики и хочется скрасить унылый пейзаж пустой болтовнёй о несбыточном.

 

Находят нужный дом они быстро. Тот, как и в любой другой ферелденской деревне, стоит чуть на возвышенности, в окружении видавшего виды ещё, кажется, последнего Мора частокола, на случай, если местным придётся обороняться, прячась от новой угрозы в последнем укреплении. Мина руку свободную поднимает и пальцем тычет совершенно невежливо, кричит «там», обращая на себя внимание, наконец-то имея возможность подать голос и хоть что-то высказать, шаг убыстряет, почти бежит, заставляя бежать и Радана. И пусть спутник её — что весьма очевидно — увидел пункт назначения ещё издали, пусть никто в подобных комментариях не нуждается, ей наплевать, сейчас — наплевать. Она как мабари, которой время от времени жизненно необходимо напоминать о своём присутствии. Как маг, которая, вопреки расхожему мнению, не сбегает во тьму из-под надзора храмовника. А могла бы, только завидев, потому что во Внутренних Землях они всё ещё по разные стороны баррикад, а она — в оппозиции. Помощь важнее пустых и никчёмных склок. Именно потому она и пошла за Фионой, а позднее отреклась от неё, только бы не стать рабыней у Тевинтера.

 

В дверь, вопреки упавшей на плечо тяжёлой перчатке, стучит первой, почти вырывается, — не потому, что осмелела, но потому, что лицо женское — девичье даже — вызывает больше доверия, желания опекать или, по крайней мере, перед тем, как выставить за порог, выслушать. Так говорят. Мина губу изнутри прикусывает, слыша шаги, грузные, шаркающие, посох перехватывая ещё выше, — так, чтобы напоминал дорожную палку или самодельную трость, не более, — откашливается. Мине очень хочется верить в сказанное.

 

- Птичка уже давно принесла на хвосте о приходе людей по наши скромные души, - скрип двери и голос, приглушённый сначала, потом — басовитый, изрядно, как гвоздём по стеклу, с лёгочной хрипотцой человека, который выживал в заварушках с почти смертельными ранами, - всё думал, когда сдюжите меня посетить.

 

На лице у него улыбка, а весь вид: чуть небрежный и тучный, с сединой в бороде и волосах, с упавшим на широкие брови красным чепцом для сна и наскоро надетым кафтаном, казалось, должен оставлять впечатление старика доброго и безобидного, но Мину всё равно прошибает, подобно молнии, — «неприятный тип, и опасный, с холодными глазами солдата или разбойника, способного убить и не моргнуть даже, перешагнуть через труп» — она открывает рот и молчит, захлёбывается воздухом, мысли уходят из головы, остаётся лишь осознание.

 

Он похож на храмовника.

 

- Я… эм…
- Вы правы, сэр. Мы пришли, чтобы помочь вашей деревне справиться с оборотнями.
«Спасибо, Несмеяна», - Мина выдыхает, мысленно благодаря то ли Радана, то ли Создателя, то ли всех сразу, потому как иначе вместо диалога, набравшись храбрости, пристала бы она с неудобными вопросами. Или сбежала в таверну, только бы не лишили скудных остатков магии.

 

- А так же помочь лично Вам найти похищенную дочь, - продолжить думает, но, понимая, что такого человека лучше не тревожить зазря, слова после, опустив взгляд, проглатывает в себя полушёпотом: - если она жива, конечно же.
- Не думаю, девочка-маг.
- Отку…

 

Мину перебивают, с силой толкая в спину и в сторону порога: кажется, им пора проходить, а не стоять так, размышляя о методах конспирации. Здесь не место для таких разговоров, пусть ей действительно интересно, а глаза, полные недоумения, смотрят монетами по пять золотых, не мигая и аккурат поверх, в нос и бороду.

 

- Ты похожа на неё, такая же наивная, - из уст старосты слышится вздох, полный отчаяния; он отворачивается, рукой показывая идти вглубь дома, чуть погодя дверь запирает за гостями нежданными. - Что же касается твоего удивления, то я отвечу, в этом нет никакой тайны. Ещё при короле Мэрике, во время восстания против Орлея, я работал военным следователем. Ну как военным, скорее, следователем при очередной организованной группировке партизан-разбойников. Видел даже Логейна. Хороший был мужик. Ну, до того, как умом не тронулся.
- Это всё очень интересно, но, сэр, давайте перейдём от ностальгии к более важным вещам.
- Да-да, конечно, - тот лишь отмахивается, отчего Мина, не удержавшись, в рукав прыскает: кажется, будто Радана с его весьма разумным замечанием староста совершенно не слушает. - Так вот, девочка-маг. На твоей походной одежде нет символа Инквизиции, ты держишься обособленно, боишься даже своих спутников и, самое главное, из оружия у тебя в руках только эта палка. И, помяни моё слово, если бы моё предположение не оказалось верно, то я бы впервые увидел столь юную особу, которая решает пойти на оборотней с дорожным посохом.
- Думаете, мне стоит начать носить с собой меч?
- Думаю, тебе стоит пришить куда-нибудь символ этой вашей Инквизиции. Можно даже снять с трупа. Времена сейчас трудные, никто не заметит на чужой территории «лишнего человека».
- Эй, я вообще-то всё слышу.
- Ага.

 

Мина на Радана оборачивается, лишь для того, чтобы увидеть синие глаза, вновь куда-то за верхнее веко закатанные, плечами примирительно пожимает, хватает за предплечье свободной рукой и ведёт за собой в довольно обширную, но опустевшую— и видно то — комнату, вставая чуть дальше порога, аккурат между книжным шкафом и достаточно удобными, а ещё дорогими, для захудалой деревни — особенно, пусть и в паре мест порванными когтями домашних животных и временем креслами, уже там отпускает из пальцев, на диво цепких, и взглядом своим в одну точку в широкой спине почти что просверливает. Видит она, как старик к одному из лужёных сундуков наклоняется, ключ с шеи снимает, отпирая и доставая оттуда нечто с заботой и нежностью, почти отеческой.

 

- Дочь моя возвращалась из соседнего села, с праздника. Шла вечером по лесной тропе, но так и не дошла, - ещё один вздох: в горле огромный ком, а по щекам слёзы, скупые, солдатские; Мина ловит себя на жалости и сама ладонью ведёт по сухому лицу, стирая то, чего нет, пытаясь прямо на месте, переняв общий настрой, не расплакаться. - Мне сложно говорить об этом, но не сложно будет стрелять.

 

Он оборачивается, в руках — заряженный арбалет, витой, с рукоятью из кости и железного дерева. «Орлейский, - в голове мысль проносится, заставляя пришельцев переглянуться и друг другу кивнуть, убедившись в их схожести, - трофейный, ещё со времён почившего короля Мэрика.»

 

- Большинство мужчин, способных держать в руках меч, ушли воевать за Его Величество Алистера. Остались лишь старики, пьянчуги и бабы. С ними много не навоюешь. Против простых мародёров да банд ещё может быть, но эти твари… Всё как назло. - стремя направляется прямо в окно, староста, прищурившись, целится, руки оплывшие от работы в поле и за столом, примеряет к тому, что не трогал, вероятно, десятилетиями, - я рад, что вы пришли именно сегодня, в ночь Великой Луны. Создатель направляет вас, правду говорят беженцы.
- А что такого в этой ночи… почему именно сегодня?
- В ночь Великой Луны оборотни свирепеют и выходят к нашим границам, охотиться. Обыкновенно забирают тех, кто не успел спрятаться, лошадей и коров или уходят ни с чём, но с каждым разом они всё чаще рвутся в дома.
- То есть… вы хотите сказать… Блять, Радан. Моринь.
- Точно, нужно её... А ты куда?

Мина испуганно сглатывает, к одному из запертых окон срывается, словно ошпаренная, ищет глазами тот самый дом и тех самых «стражников»:
- Туда, Несмеяна, туда.

 

Ставни с первой попытки не открываются, Мина зубы стискивает и на себя за ручку почти что дерёт, ногой упираясь в стену, с хрустом и скрипом натужным рывком, как только так сразу, настежь распахивает. Морщится, размышляя, как бы предупредить, что бы крикнуть, но не придумывает ничего, чем просто в воздух начать палить, более умного. Наполовину высовывается сама вместе с посохом, в руке — небольшой сгусток пламени. Взмах — прямо в небо, рассыпаясь тонкими лепестками всполохов, как магический фейерверк в Денериме на Первый День, но куда яростнее и краснее, лишь с одной целью — дать понять об опасности.

 

- Что ты делаешь? Ты вообще уверена, что у нас так мало времени.
- Я уверена, что лучше перебдеть, чем потом охуеть с последствий.

 

Рычит почти, лезет в окно уже полностью, в коротком прыжке — благо первый этаж — даже не оборачиваясь, в голове заметно пустеет, а зелень глаз наполняется кошачьей, такой несвойственной и злобной яростью. И куда делась вся робость и неуверенность?.. Как рукой сняло, стоило найтись реальной опасности: в напряжённом, серьёзном лице и чётких движениях рук лишь суровые тренировки магов-церковников.

 

- Мина, подожди, стой…

 

Рычит почти, и вторит ей где-то со стороны леса надрывный вой, то ли волков, то ли демонов...

[Гость Kremisius]

От улыбки Мины становится как-то даже неловко. Слишком открытая, слишком радостная, слишком...Слишком. Чересчур ярко для кого-то, ходящего в обносках и сопровождаемого тычками. Необычно. Глаз режет.

Парень на это просто махнул рукой: фигня. И смылся как можно скорее наверх, к лежанке и клопам. Клопы кусались. Да нет, они, гады, не просто кусались, а залезали под неснятый доспех и, охренев от безнаказанности, впивались зубастыми пастями в лейтенантское тело. По крайней мере, ощущение было именно такое: зубастые пасти в тиши ночной. Если думать о клопах и ни о чем кроме, мог даже показаться звук хруста плоти под ненасытными жвалами. Но из песни слов не выкинешь, наёмник где только не был и в каких только условиях не проводил ночей. Он знал единственно верный рецепт для подобного случая: думать о чем угодно кроме насекомых. Отвлечься. Он так он и поступил, а мы - давайте оставим наёмничьи мысли между Крэмом и им самим.

В приоткрытые ставни заглядывала полная луна, парень только-только задремал, как раздался душераздирающий вой. Так выть, пронеслось в полупроснувшемся разуме, могут только невыспавшиеся, искусанные и "обогретые" "добрым приёмом", переваривающие сильно так себе еду бесплатные наёмники. То есть такие же, как он сам. И Крэм взвыл в ответ. Но получилось у него менее ... задористо, что ли. Не так громко, не так высоко и в уши его вой на фоне тут же поднявшегося солдатского гама особо не буравился.

Да, доброе начинание. Да, ответственность человека, могущего навалять перед беззащитными. Но парень позволил себе чутка слабины: он валялся на радость клопам еще секунд пятнадцать. Не он же здесь командовал, не он составлял план действий. Выходит, не ему и огребать последствиями, вдруг что случится. 

Но солдаты, судя по производимому звуку, суетились больно уж бестолково. И команд не было слышно. Сожрали там, что ли, шуганого? Перед глазами так и встала картина маслом по хлебу: Радан с голой жопой и перегрызенной глоткой за отхожей дверцей почему-то с вырезанной вверху дырочкой-сердечком.

Собственно говоря, вставать пришлось. И пришлось придавать видимость организованной деятельности впопыхах облачающимся в доспехи солдатам. Взглянуть из окошка второго этажа на лунные окрестности, вспомнить порядки тевинтерской армии и ещё на выходе из своей комнатёнки рявкать "К бою!"

По замыслу, ребята должны были страшно перепугаться и влезть в доспехи со свистом в мгновение ока, кто из них вылез. В тевинтерской вот армии - это как с командиром, конечно, повезёт, но за попытку попасться оному на глаза не в комплекте вооружения и неготовым к исполнению приказа, карали страшно сильно и ужасно грозно. И да, сборную солянку Инквизиции бы покарали именно так. Но не всю. Крэм отметил, храмовничье войско по большей части молодцы и уже внизу. Охреневают. Да, он и сам охреневал с такого расклада, но виду по-лейтенантски не подал. Решил, что их шуганый командир точно оставил кого-нибудь наблюдать, и рыкнул "Доложить!"

Поведение солдат его вцелом устроило.

[Morin 241]

Моринь досталась не самая опасная и трудная работа. Но здесь все зависит от самого человека, в данном случае, эльфа. Лис понимал, что его нежелание иметь хоть какой-то минимальный контакт с людьми  легко объяснялось обидой и предательством людей, которым было доверено самое дорогое. И через это предательство всех представителей этой расы неосознанно воспринял такими же предателями. Сложнее всего было переламывать себя. Не без оказания помощи единичных друзей и той же лучницы восприятие возвращалось к норме. Сейчас ходить по краю лесной чащи ему будет намного спокойнее, чем взаимодействовать с людьми. Не самый нелюдимый и отрешенный от всех, судя по виду и манере общения, эльф прилагал усилия, чтобы казаться таковым. 
Посмотрел на солдат, что остаются в таверне до приказа, посмотрел на Радана с Миной, приметил: без тесного знакомства видно, что между храмовником и магичкой пробегают иногда искорки недоверия или даже неприязни. Храмовник раздражен, напряжен или ему настолько все равно, будто преисполненный собственным сознанием хмурик уже проживал этот день и вечер в своей голове вот так же, поэтому очередные повторы казались мукой и раздражали. Или ему не нравится рядом стоявшая девушка со своей магической стезей. Маги опасны, но арбалетный болт или подсыпанный в еду яд не менее опасны. “Да, бьет локально, хотя все зависит от количества, качества и мастера”, - улыбнулся эльф своим мыслям. Храмовников на магов натаскали, как собак на дичь, а когда дело доходит до взаимодействия и сотрудничества, цепные псы теряются. Где это видано, что охотник с добычей ведет общую игру на одной стороне? 
Снова на темную улицу дорога вела по чуть скрипучим половицам и через дверной проем, открывая который сразу нос чувствовал свежесть в меру холодного воздуха и тут же забывал про тот, что наполнен ароматной похлебкой, квашеной капустой, горящими канделябрами да напитками. Еще подумаешь несколько раз: хочется остаться или уйти за всеми. Это лишь первый этап. Если информация про оборотней подтвердится, они столкнуться с весьма серьезным врагом. Это не стаи волков от овец отгонять или бежать в лукам на кабана. У эльфа не было никакого опыта взаимодействия с этими существами. А еще они считались магическими, что подливало масла в огонь. Все же эта тема достаточно серьезна  для многих. Сейчас со стороны разбойников была предложена лишь та помощь, которую они могли генерировать, исходя из схожести с тем же волками. Встречать такую зверюгу он категорически не хотел, но понимал, если там засели не оборотни, а кто-то разумнее, вся новоиспеченная компания, которую даже командой назвать нельзя, во главе с храмовником столкнется с чем-то интересным и ужасающим. В том случае оставалось два решения: брать хитростью и внезапностью или давить числом. 
Пока в поле зрения не появились знакомые на лица мужчины, подозрительно ожидающие у одного дома, Лис лишь наблюдал за улицами, иногда ловя себя на мысли о том, что ему не хватает крепкого вина во фляге, чтобы вот в такие снежные деньки утешать теплолюбивую душу алкоголем, а потом продумывать у костра новые маршруты. 
Окинув взглядом дом, в котором могла находиться его протеже, Лис отметил про себя, что перед ним путей для проникновения в избу нет, поэтому Белка, с самой большой вероятностью, зашла с другой стороны. Лишний присмотр за собой она ненавидела, поэтому возвращаться будет со стороны леса. Так что, если достаточно заметные на фоне ночной дороги солдаты и хотели ее перехватить для обратного сопровождения, не стоило мелькать своими телами, рассчитывая на послушание от девушки, что видит их впервые и норовит все делать без свидетелей. Сказал бы им, чтоб чуть вглубь прошли и ждали, но тогда Белка пламенное “спасибо” может сказать за такую подмогу и страховку. Работа в четыре руки - куда не шло, но вот три пары глаз, наблюдающих за каждым шагом, да пара глаз от представителей закона, что, кажется, ловят именно таких проныр, выводят из себя Моринь, пусть со своим характером и поведением язык найти та может, не замечая раздражение. Да и в ремесле такие молодцы не годятся - слишком рослые и тяжелые для крыш с окнами и громкими полами. Только как конвой для парочки. Если она еще в том доме, то сейчас все в порядке: нет никакого переполоха и, скорее всего, она только слушает, а после полного угасания света в комнатах пойдет к месту встречи. Только вот они останутся стоять на месте, судя по всему. Интересно... Сколько времени солдаты могут топтать, дорогу прежде чем подумать о том, что их объекта наблюдения уже нет?
Хмурый командир стремиться никого не потерять, защитить более беззащитных в этой команде, располагая этим к себе, но отчего-то он не вызывал доверия у разбойника, пусть приставил такую помощь к девушке, пусть и, как казалось, спасительным тросом при непредвиденных обстоятельствах должен выступать Лис. Но не нравился ему Радан. Это чувствовалось на инстинктах: не водить с такими дел. Но раз уж он вляпался благодаря сердобольной за весь мир Моринь - Лис обреченно вдохнул холодный воздух - быть настороже именно с ним. Никто и не думал проверять подлинность слов друг друга - общее владение навыками для победы важнее, чем распри по поводу рода деятельности. Для магички держаться рядом с храмовником  также неуютно. Как-то еще в таверне ему пришел в голову вопрос: “Не из-за этого ли храмовника она такая тихая?” - хмыкнул, задумываясь, что, судя о первых часах их знакомства, юркая и докучающая по любому поводу вплоть до недавнего времени Моринь вряд ли смогла с таким сработаться - померла бы со скуки.       
Своим хитрым и слегка недоверчивым взглядом всмотрелся в зазоры между заборов домов прямо в темнеющую густоту лесного массива. Во тьме могло показаться все, что угодно богатому на воображение путнику, но сейчас эльф ничего не видел. И это тревожило сильнее призрачных силуэтов. Достаточно безумным казалось проявление тревог от мест, где лишь пустота. Легче было представлять воплощение беспокойства и страха, созерцая нечто во тьме, что принимало форму разных невиданных существ, и играть со зрением в игру, гадая про их происхождение. И в большинстве своем те монстры исчезали с потоком света, превращаясь в ветки безобидные или кусты. Не каждый может встретить монстра по дороге, так тихо и смиренно ожидая шага путника навстречу. Злая удача. Но пустота страшит поболее. Если ничего не видишь, значит, глаза тебя подводят, позволяя крыть соперника. Проверить бы снег на наличие больших следов, к лесу и тьме поближе подкрасться, но не стоит отставать от других. Моринь справится, даже волку голодному не попадется. Крыши и деревья - стихия девушки. Она сможет спрятаться от них. 
Так он напоминал себе о том, что отнюдь не беззащитной ее оставляет.
Магичка, что Миной представилась и вела себя весь вечер тише шпиона комнатах со спящими объектами для наблюдения, даже со спины казалась жутко неуверенной. Она, будто забившийся в угол и оставленный наедине с малыми детьми котенок, была тихой и смятенной, по мнению эльфа. Скромность украшает человека, но Лиса особенность девушки, выделяющейся на фоне остальных, чуть раздражала. Хотелось взять и встряхнуть ее за плечи, призывая к громкому голосу и уверенной походке. Разбойник в этой колонне был замыкающим. Ровняться с людьми ему не слишком-то хотелось по нескольким причинам, одной из которых был хороший обзор впереди идущих. На фоне его малого доверия им эта позиция являлась выгоднее прочих, а также никто из не смотрел в спину, изучая его так же, как сейчас он изучал их. Больше всех опасения внушал своей серьезностью храмовник. Казалось, что еще не побывали в этом призвании люди с миной, до конца не похожей на кирпич. И интереснее то, что хмурый Радан не являлся самой большой бедой коллектива. Сейчас эльф снова переключился на Мину. Пусть девушка и представляет собой милую магичку с посохом, но про магию забывать нельзя, так как в тихом омуте у магов демонов навалом. От незнания неприятностей потом не оберешься. Маги те еще таланты на нанесение увечий не со зла. Элементарная неаккуратность и незнание особенностей магии союзника аукнутся, когда он помахает палкой, пару заклинаний прочтет и долбанет по всем огненной магией. Тогда будет оказана врагам большая услуга. А за бесплатно разбойник услуги не любил предоставлять. 
Внезапно вспомнилось тихое пребывание парочки в доме давнего друга, охоту в лесах, красивых эльфийских работниц и хорошее вино вечером за обсуждением дел, когда Моринь спала без задних ног. Но теперь этот Ферелден. С самого начала он не был приветлив для них и по прошествии более года не хочет оказывать хоть какую-либо милость. Они постоянно вляпывались в какую-нибудь передрягу. И зачастую она даже не была связана со взломами или воровством. А теперь еще лотерейный билет с призовым фондов в неопределенное число оборотней. Положить бы его и уйти, отказавшись от выигрыша, да только напарница настояла. И это все на фоне чуть ли не самого масштабного апокалипсиса за последнюю сотню лет. Везет же! Сейчас в Орлее есть знакомые на черных рынках, убежища и, в конце концов, друг, содержащий бордель, но здесь ничего. И кого потянуло на родину в не самое подходящее для путешествий и жизни время? Не стоит отвечать, так как ответ и так он знал. В очередной раз, перебрав все заслуги Белки, эльф остановился перед нужным домом и вздрогнул от самого неожиданного раздражителя: голоса тихой Мины. Девушку что-то подорвало выбраться из своей оболочки тихони, стать громкой и невероятно энергичной в этот момент, когда разбойник поворачивает к ней голову и смотрит на руку, работающую указателем. Чаще и шире сделав шаг, Лис спешил за ней, оглядывая округу своим извечным прищуром. Чем быстрее они получат информацию, тем быстрее на белом листе этой истории начнут появляться первые кусочки пазла. 
Из-за спин союзников поглядывает на мужчину, оценивая его, оценивая опасность, которую этот человек мог представлять. Смотрел на руки, что оружие держать, судя по виду своему, привычны. Нет ничего в руках, немного сонный взгляд, интерес к пришедшим, добрый настрой и вежливость. Старался сделать свой грубый голос более мягким, что получалось из рук вон плохо. Мужик, что привык все под контролем держать. Самый настоящий староста и вояка. Служил, возможно, даже с порождениями тьмы сражался во время Мора, не прятавшись по уцелевшим деревням. По крайней мере, создавалось такое впечатление. 
И куда подевалась та решимость девушки? Эльфу она уже пришлась по душе. 
Не слышит до конца ее слова так, как слышал четкий голос храмовника , но по лепету последних слов понимает суть мысли. Робко произносит смелые слова, старшась, но не отступая. И голову тут же поднимает на старосту, проявляющего принятие тяжелой вести. Если ты хоронишь близкого человека, мирясь с исчезновением, то единственным утешением может быть похоронный марш и предания тела огню. Но сейчас еще слишком рано для прощания. Оказывается, что он также знал о магичке больше, чем она пыталась показывать. И ничего не изменилось в его лице: все так же приветлив и уставши смотрит в их сторону. 
Недоумение нарушает храмовник, в своей манере вбивающий девушку внутрь. Вслед за ними порог переступает и старающийся держаться позади всех Лис. Ну даже немного интереснее, чем рядовой вояка, пускающий кровь во имя своей страны и короля. Но это не несет в себе ничего существенного для разрешения ситуации с оборотнями. В таких делах эльф тоже не любил лишних предисловий. И еще больше раздражало, когда в этом обилии пропусков и темных дыр люди находили повод не замечать очевидной необходимости совершать действия, занимаясь всем угодно, но не жизненно необходимым обменом информацией. “Мы не твое наблюдение слушать пришли. Это же твоя дочь пропала, а не чужая девочка. Раз уж не веришь в ее возвращение, так хоть ради памяти будь серьезнее и отвлекись от прекрасной половины человечества”, - излил свою мысль тихо и со скрытыми нотками раздражения. Вступать в конфликт не хотел, но и не желал долго задерживаться, торчать в одном месте, когда время можно было сократить.   
Своим профессиональным глазом оценивает и примечает пару предметов, что могли представлять ценность и хорошо продаваться, затем оглядывает хозяина, с сосредоточением наблюдая за сокровищем, что так серьезно закрыто на замок в сундуке, ключ от которого тот носит аж на шее, не позволяя бросить в ближайшую шкатулку с ключами, как это обычно делают люди. 
Не так много они узнали, как хотелось бы.
Нет, не так.
Он не рассказал почти ничего. Шла-шла и не дошла, что звучало бы забавно, если бы девочку нашли пьяной у дерева, в которое дитя врезалось, не справившись с собственным вестибулярным аппаратом. Да только нет больше человека и полезного рассказа тоже нет. Зато перед Лисом сейчас горюющий отец с магичкой, которая также вот-вот, как казалось, распустит свои эмоции, что потекут по лицу слезами. Да еще и теперь прибыл новый участник. Против монстров нужны любые силы, но где гарантия, что при встрече с ними он не потеряет контроль, яростно кинувшись в бой? Не самый лучший исход. Храмовник же все оставался, кажется, таким же спокойным. Хоть кто-то… От осознания происхождения арбалета в груди стало чуть теплее - Лис лелеял желание вернуться в ближайшее время обратно. 
Все сказанное было не интересно, пока не зашел разговор про эту ночь. Лис заметно оживился и дернул уголком губ, понимая, что сегодня может произойти. От озвучивания имени, которое он держал в голове в этот самым момент, зрачки сузились, а рука машинально откинула плащ, смахнув с плеч. Он резко без предупреждения сделал шаг назад, разворачиваясь на носках и, влетев в дверь, своим весом громко отворил ее, не останавливаясь.   
Небо залило красным, заставило обернуться. На секунду он остановился, увидев алые ленты во тьме. Нагнетающее, предвещающее беду, пусть и выпущенное из рук магички, что с ними за одно сейчас. В недоумении приподнял бровь, когда хозяйка магии выпрыгнула из окна, стремительно приближаясь к нему. “Вот это другое дело”, - усмехнулся и кинулся вперед. 

 

***

Перчатки свои натянув, девушка поправила прядь, что выбилась из косы и теперь терроризировала ее левый глаз, нависая. Шла неспешно и прислушивалась к каждому шороху, понимая опасность не только со стороны бредущих где-то во тьме оборотней, но и перепуганных увиденной в ночи размытой фигурой Моринь жителей. Плащ был не таким тяжелым, но сейчас девушка понимала, насколько сильно вымоталась за прошедший день. Они встали, как говорят в деревне, раньше петухов, чтобы продолжить путь. Погода бодрила, но достаточное ожидание в темной избе за стенкой, прилегающей к теплой печи, само по себе морило да еще и пришлось стоять все это время. Также постепенно накатывала обида за потраченное впустую время. Наложившиеся друг на друга факторы давили, вызывая усталость. Даже ее любимый лук, перекинутый через плечо, казался тяжелее обычного - знак, намекающий на необходимость отдыха. Сейчас бы снять комнату и закутаться в свой плащ, уснув. “И как же не ко времени”, - сетуя на свое состояние, она продолжала движение к таверне. Ее “конвой” остался позади. Сейчас их разделяло несколько домов, огороженных заборами. Свой шаг она максимально сбавила, медленно направляясь к своей цели. В перерывах между размышлениями о теплой постели и потерянном времени Моринь не забывала поглядывать на темный и, казалось, безжизненный лес. В гуще деревьев и голых кустарников, укрытых снегом она замечала движение и будоражащие душу силуэты, но каждый раз зрение утешало ее, разбивая их на несколько кривых веток и сугробы. Было и страшно, и хорошо. Поджилки тряслись от каждого такого “монстра”, но потом приходило облегчение и какое-то послабление от осознания иллюзии. 
Внезапно снег вокруг окрасился в розовато-красные тона, вынуждая остановиться. Девушка резко обернулась назад, задрав голову к небу, которое озаряла россыпь искр, оставляющих за собой удивительно яркие и долгоиграющие на небе хвосты, что медленно клонились к земле.  “Что-то случилось?! Напали?!” - Белка схватила лук и вытащила стрелу из колчана. В один миг обратила свое внимание на лес и замерла, быстро накладывая древко стрелы на лук. Тени опять рисовали чудищ, но сейчас Моринь показалось, будто эта иллюзия была вполне похожей на что-то живое. Разум упрямо твердил, что такое совпадение с появлением огней очень неправдоподобно, но тело все же быстро двинулось между заборами к главной дороге. Проверять она не хотела. 
Со стороны дома, из которого разбойница так удачно выскользнула, раздался крик. Опустив лук, девушка, борясь со своим внутренним голосом, настоятельно советующим убираться отсюда в таверну, все же неспешно вернулась, замерев на приличном расстоянии от представшей картины. 
У калитки дома, где юркая и быстрая Белка оставила троих солдат, из всего количества стоял лишь один, обводящий округу строгим и сосредоточенным взглядом, который тут же упал на девушку. Лицо исказилось в недоумении, а потом покраснело от явной злости. Открытая настежь дверь свидетельствовала о том, что двое его товарищей не испарились по указу волшебной палочки, а проникли в, судя по громким голосам двух женщин и плачу ребенка, без приглашения внутрь. Мужчина окликнул своих товарищей и медленно направился к Моринь. Солдат явно не собирался делать лучнице что-то плохое. Скорее всего, он хотел схватить ее за руку и отвести обратно в таверну до прихода основной группы. Позади своими сапогами топтали деревянные ступени дома пропавшие из поля зрения солдаты. Когда Белка столкнулась с ними взглядом, увидела, что они были озадачены ее исчезновением, но затем лица приобрели ту же гримасу, что и у первого. Один из них остался извиняться перед выскочившей за ними следом бабкой, а другой последовал за девушкой. Красный сигнальный огонь был призывом к действию для них. Если бы небо оставалось тихим и темным, разве они вломились в дом?
Моринь подняла руки. Марево, обволакивающее лучницу, быстро улетучилось от событий и нежелания попасться в руки солдатам. “Ребята, я все объясню”, - медленно отходила назад, готовясь рвануть в таверну через всю улицу сама. 
Спасли ее две фигуры, быстро несущиеся в сторону солдат и девушки. Они бежали почти наравне. В одной из них лучница сразу же узнала знакомое лицо. “Лис!” - обегая конвой, Моринь влетела бы в него, если б разбойник не увернулся и не перехватил девушку за талию. 
- Куда спешишь, Белка? Я же жить хочу, а не помереть, пробитый тараном с твоей скоростью, - отшучивался эльф, но в его тоне и лице девушка могла читать беспокойство.
- Что случилось? На нас напали? - игнорируя вопрос, лучница поправила свой плащ, как только разбойник ее отпустил. 
- У нас некоторые ожидаемые неприятности, которые обусловлены не только пропажей девочки. Зато я теперь могу подумать, что те, кто сейчас наблюдает за нами из окон домов, - он огляделся, - каждый год именно в эту ночь играют в крепости всей деревней. Поэтому милая магичка Мина решила попугать местную округу своими фейерверками, предупреждая тебя и этих людей, что сейчас очень недобро смотрят в нашу сторону, об опасности. 
- С-спасибо за предупреждение, - эти слова Моринь уже говорила, оглядывая Мину, удивляясь тому, девушка смогла обогнать Лиса, – И Мина, Лис я ничего не смогла узнать у них.
- Да мы тоже ничего не смогли узнать. Только про этот день Луны. Но, если все верно, то стоит идти в дом и ждать гостей, - с иронией заметил разбойник. 
 

[Melisandre Raven 56]

---

 

Хаос и тьма ночная, изредка лишь прерываемая кислотной зеленью Бреши да кое-где проглядывающими закатными ярко-алыми всполохами: зимой и осенью поздней в Ферелдене нестерпимо, до ужаса холодно, а утро сразу перетекает в вечер, почти никогда днём не задерживаясь, зимой и осенью поздней почти всегда день великой луны, вне зависимости от того, насколько полна та и как привлекает оборотней, — леса опасны по сути своей и, помимо волков и медведей, помимо отступничьих шаек и банд разбойников, ныне в них обитают — хотя вряд ли подобное противоестественное явление можно назвать «обитанием» — ещё и демоны.

 

Мина вдыхает тяжёлые думы свои и спёртый, осязаемый, потрескивающий на кончиках пальцев тонкими языками пламени воздух, до краев переполненный напряжением; как пружина, до того в рамках приличия, правильности и лояльности ко всем и каждому стиснутая, с силой, присущей лишь ордену рыцарей-чародеев, уверенных в то, что и как они делают, почему помогают, почему ходят по земле почти что свободными, распрямляется, по рукам обстоятельств бьёт нестерпимо, бежит первой, — не угнаться закованному в латы храмовнику — таранит почти почётный конвой крохотной Моринь и, лишь завидев её в надёжных руках, вздыхает с нескрываемым облегчением.

 

Чем сильнее воют те, кого люди, по правде или суеверию, зовут оборотнями, чем ближе они приближаются, тем больше в робкой, забитой и тихой чародейке уверенности: защищать, направлять, помогать, выжигая под корень зло и спасая тех, кто достоин спасения — доблестных воинов церкви ли, защитников своей Родины или мирных, обеспечивающих первых и вторых всем необходимым жителей — в этом их кодекс, их истина, главный постулат обучения. Магия должна служить человеку, а не человек магии. Где-то глубоко внутри запертой на сотню замков огромной души своей Мина — почти что храмовник, лишь по воле жестокой судьбы да собственной наивной глупости она стала отступницей.

 

Как только обмен слишком малыми крупицами информации — и зачем только шли, зачем рисковали, собирая то, что и так было собрано? — окончен был, пухлые, тёплые даже без перчаток и меха руки тянутся сами к тонкому стану воспитанной эльфом лучницы, Мина обнимает её — по-детски совсем, без мыслей каких бы то ни было — лишь для того, чтобы удостовериться в целостности и сохранности. Именно в этот момент подбегают к их крохотной боевой компании Радан со старостой, а взбаламученные внезапным сигналом солдаты под руководством Крэма начинают, кое-как придя в боевую готовность, из таверны вываливаться, идя по направлению к злополучному дому, месту, откуда вылетел огненный всполох, по единственной на деревню «центральной» улице.

 

Мина, с высоты должного будущему магу-воителю обучения, оглядывает всех и каждого, кто пришёл под флагом приснопамятной Инквизиции: те всё ещё слишком сонные, слишком сытые, давно не видевшие муштры кого-то выше, чем лейтенанты по званию, да классического в Ферелдене боевого построения, скорее — ватага вооружённых разбойников с волосатым глазом на плащах и в петлицах, чем реальная армия. Хочется, набравшись смелости, плюнуть им под ноги — наберут, блять, по объявлению. Вместо этого чародейка только откашливается, косит зеленью глаз на главного здесь, что по правую руку стоит от неё, обсуждая план расстановки зданий со старостой, на Радана, жестом, почти язвительным, почти призывающим, приглашая того план озвучить или хотя бы попросить отряд свой рассредоточиться по краю деревни и нужным позициям. У него же есть план, верно? Должен быть. Иначе говорить ей придётся. Но послушают ли солдаты простые — люди, что относятся к магам с явной предвзятостью — противную Создателю самому в рваных ошмётках вместо мантии Круга отступницу? Вопрос, увы, риторический.

 

- Их больше, чем когда бы то ни было…

 

Вместо ответа вменяемого слышит шёпот из старческих уст: тот не молится, не приходит в отчаяние — заряжая свой арбалет, факт, и так, кажется, ясный всем, констатирует. Оборотни идут сюда явно не за скотиной или чтобы попрыгать около заколоченных наглухо домов, утаскивая с собой нерадивых детей да пьянчуг и кошмаря тем самым остатки местных жителей. Они идут убивать. Мина сглатывает, щурясь, смотрит в сторону леса и опушки, к нему прилегающей, на нестройные колонны волчьих голов о двух почти что прямых ногах, на сияющие красным глаза да слюну, из пастей по мохнатым подбородкам стекающую. Мерзкое зрелище, от которого любого здравомыслящего человека инстинктивно передёргивает. Но её беспокоит иное совсем: — у страха глаза велики, а ночью всё кажется как по учебнику — настолько ли со времён Пятого Мора стали развиты оборотни, что носят с собой пусть и примитивное, — гнутое, ржавое, старое — но всё же оружие?

 

- Нам нужно защитить верхнюю часть деревни, - в этот раз говорит уже Радан, собирая вокруг себя внемлющих солдат Инквизиции, Мина так же подходит чуть ближе, но лишь для того, чтобы с несвойственным ей ехидством понять, на каком слове явно не привыкший так много болтать храмовник, запнётся, а на каком — вновь перейдёт на обрывки от фраз, короткие и малозначительные. - Ваш дом укреплён в достаточной степени, чтобы представить из себя хоть какое-то подобие оборонительного сооружения.
- Но как же мои люди, лейтенант?
- Разве вы не организовали отступление?
- Отступление? - староста хмыкает, невесело, обводя взглядом дома, в которых теперь ни свечи не горит, ни лампады, — всё будто вымерло. - Да разве они отступят? От своей скотины, от хозяйства, от жизни… Смерть от лап тварей не так страшна, как смерть от голода. И от надвигающейся зимы.
- А для того, чтобы их переубедить или забрать детей… нет времени.

 

Радан вздыхает, медля отдавать хоть какой-то приказ, не зная, что делать ему в сложившейся ситуации, потому, уставшая ждать, уставшая слышать вой и грядущее наступление Мина ещё ближе подходит, вплотную почти, чуть приподняв подбородок, ему в глаза снизу вверх заглядывает, лишь бы увидеть то, что скажет куда красноречивее молчаливой неуверенности, лишь бы удостовериться. Стоит ли как та самая, за год успевшая обрасти многими легендами мифическая Инквизиция, готовая на жертвы ради других в самое пекло идти, раз за разом от невинных отводя удар орд мародёров простых, обезумевших тварей, красных храмовников или демонов, командовать марш-бросок к деревенским подступам, при этом размазав и так не самые большие силы, понеся большие потери и, может быть, проиграв сражение, или же поставить на кон жизни одной деревни, только бы иные — те, что за ней — в перспективе, куда более долгосрочной, не страдали от оборотней, минимизировать риск проигрыша?.. В подёрнутых потускневшей лириумной радужкой глазах бывшего храмовника всё: от желания своих людей защитить до лучших из догм давно прогнившего изнутри Ордена. Это видно и это чувствуется. Мина кивает мыслям своим: его можно уговорить пойти в самоубийственную атаку, для этой души не всё потеряно.

 

- Чем-то всегда приходится жертвовать…

 

Радан выбирает путь тактики, но будь он трижды, четырежды прав — это не имеет значения, не для неё. Помимо стрел и мечей у них есть иное оружие. Пламя, живое пламя, нарастающее внутри с каждой подавленной злобой, с каждым брошенным в спину камнем, с каждым внутренним монологом о зле и добре, с каждым трупом, с каждой встречей с сошедшими с ума от свободы и Бреши магами и храмовниками, с каждым кошмаром, от которого хочется плакать, а ещё сильнее — повеситься. Скрученный, сомкнутый, стиснутый в хрупкой клетке грудной истинный Хаос. Огромное средоточие огненной магии.

 

- Нет! - Мина кричит, без зазрения совести тыча пальцем в грудь латную. - Мы примем бой у деревни, Несмеяна.
- Но это безумие. Мы все там передохнем, а ты даже не духовный целитель. Нужно идти наверх, организовывать оборону. И если ты не хочешь послушаться голоса разума, то послушай мой приказ, как храмовника и как лейтенанта Инквизиции.
- Мне поебать.
- Что?..
- Мне. Поебать. - под ноги себе сплёвывает, смотрит глаза в глаза, неотрывно, не отводя, как было до того, взгляда в смущении, в ней нет страха, только на пальцах танцуют искры да горит изнутри на цветущем лугу летних трав ярко-рыжее пламя уверенности. - Когда вы предали Церковь, то перестали быть нашими няньками. А что до Инквизиции, так я — не один из ваших солдат. Ты можешь идти куда хочешь. Ты можешь взять своих людей, оставив меня одну. Я лишь скажу тебе ещё раз: мне поебать. Потому что я не целитель, как представлялась ранее. Я рыцарь-чародей, Несмеяна. И я пиромант.

 

Развернувшись на мысках давно прохудившихся, стоптанных многими неделями, месяцами жизни в пути сапог, по грязи и талому первому снегу бежит первая, на ходу перехватывая удобнее посох да окружая себя только-только начавшими зарождаться в разуме огненными рунами. Ей плевать, что всё, пару секунд назад сказанное, — ложь несусветная, потому как не успела она доучиться ни на том, ни на другом направлении, получить хоть какую-то квалификацию, так, лишь слова одни, обрывочные знания. Главное — сыграть на чувствах Радана. Каждой клеточкой пропитой души своей истинного, стереотипного даже храмовника. Магов же нельзя оставлять в одиночку, ведь так? Особенно разозлившихся магов, которые могут щелчком пальцев сжечь всё — от деревни до леса — просто создав из молний и туч геенну огненную.

 

- Не знаю, как ты, лейтенант, а я пойду вслед за ней. Живой маг на твоей стороне лучше мёртвого. К тому же, так ты покажешь не столько ей, сколько самому себе и всем этим людям, за что именно вы сражаетесь, - то слова уже старосты, достаточно громкие, чтобы могла услышать и Мина, и солдаты, под конец худо-бедно, но всё-таки выстроившееся, достаточно громкие, чтобы голос не дрогнул при выдохе, полном отчаяния — терять ему уже нечего. - Впрочем, выбирать конечно же каждому.

 

Радан стоит ещё пару мгновений, пытаясь осознать слишком закостенелым в правилах мозгом своим, всё, только что произошедшее. Смотрит на уходящих людей, на оборотней, всё ближе, всё быстрей к ограде из кольев подбирающихся, потом на тех, кто приказа ждёт, нетерпеливо, с оружием наготове переминаясь с ноги на ногу, кем генерал Каллен отправил командовать. Смотрит, головой качая, укоряя себя за необдуманный шаг и вероятную смерть заранее. Смотрит, сильнее щурясь, входя в раж боевой, наполняясь уверенностью. Смотрит… А потом кричит идти в наступление.

[Гость Kremisius]

Per la mia cara, lamenta mia

 

А что наёмнику? Не ему не рассёдлывать с дальнего пути коня. Чёрного, как не станет тёмной и без зелени, без лунного серебра ночь никогда более на его веку. Вздорного, избалованного, нервного, верного, жующего стремя, раздувающего ноздри сизым осенним паром. Нежные серенькие ноздри, любимые, тёплые, бархатные. Не объезжать верхом окрестности, потому что не мог не уловить в письме о похищенной нелюдями красноглазыми девушке чего-то знакомого. Не ему здесь почуять врагов. Вечных своих врагов (вечных, да и врагов теперь ли?), своих братьев по крови. Не ему, портнову сыну, седлать того коня. Не ему, портнову сыну же, того коня подбадривать, подгонять на дело с далёкого пути. Не ему подметить места деревни укреплённые и слабые, частокол и прорехи в изгородях. Расположение дворов, величину домов и число ещё живых, всем вопреки, живущих здесь людей, сейчас всё теряющих, отчаявшихся и отчаянных, оставшихся. Холмы и впадины, ручьи и реки, скалы и леса, холмы, низины, где селились деды этих. Счастливых ли? И не ему за полчаса план обороны строить. Ведь не ему, портновскому дитю, красться с огарком тоненькой свечи – чтоб не заметили – маленькому, всего лишь в шесть, в широком ночном платьишке, за книгами, какие изучишь и забудешь. Как забывает грамотный, учёный, как он пишет. Какие книги с буквами учил, и как корпел над ним учитель, и, бывает, не один. Как цифры он впервые складывал в счёт. Не думая о правилах письма, законах математики, как дышит, теперь он может написать и счесть. Всё, что захочет? Так, пожалуй, здесь мог бы кто-то, не утруждаясь, подобно знанью счёта, чтенья и письма …

И не ему опрашивать людей, ссылаясь на крылатый падший герб.

Как тонок лёд, нет времени в Тени. Тонка Завеса и прозрачна, хрупка грань. То лёд озёрный. Что кажется, вот рядом, вижу камыши и вижу берег. Срывая ногти, оббивая кулаки. Прозрачное, незыблимое. Где чести нет и нет нужды, что проницаемо лишь волей не людскою.

Так, никому из них не опьянеть тем небом сребряно-полынно-изумрудным. И мало кому знать, что значит этот крик. Непроницаемо-прозрачна Тени грань.

И никому из них не не улыбнуться старосте, узнав отчасти лишь свою усталость и печали. Живым свидетельствуя неизбежный их исход, как и себе. Не встать бок-о-бок, и, драгоценный жемчуг в ней завидя, пламени дражайшие рубины, не вырваться за Миной, не схватить и не прогнать, не оттащить. Пусть жгутся руны, эта жизнь – важнее. Здесь за дорожной грязью некому увидеть светлый мозаичный лик.

И некому распоряжаться обороной.

 

 

- Ну пиздец теперь! Закрывай, твою ж так, ворота со всех сторон и нехрен по домам сидеть! Начистим им рылы, чтоб не лезли!

Да, Крэм тоже рванул за Миной. Ситуация вцелом напоминала наёмнику те самые два стула. Рисковать собой кондотьер привык. Собственно, это и было тем, зачем он прибыл сюда: защитить простых людей. И в задницу тактику, кто б там ни выл. Потому, что есть вещи важнее. В этом суть Инквизиции, куда он предлагал вступить боссу на добровольных началах.

 

Так думал портновский сын. А ещё он думал, что солдатам Инквизиции надо по пятьдесят плетей каждому. Охреневал, конечно, немного с такого рассуждения – сам ведь был солдатом и знает, каково это, но на этот раз считал плети чем-то необходимым. И понимал тевинтерское командование.

[Morin 241]

В каждом деле важно внимание к деталям, скрупулезность в мелочах, чтобы складывать невидимую мозаику, дополняя пробелы результатами своей педантичности. В этом нужно знать толк. Ведь везде есть своя тактика сбора деталей, что подбирается либо скрупулезно игроком, либо же наугад в надежде на попадание найденной частью детальки прямо в пазы картины. Но, к несчастью, даже самая продуманная и надежная благодаря профессиональности исполнителей схема не способна уберечь от ситуаций, от них не зависящих. Что не добыла одна, должны были добыть другие, но и у основной группы произошла неудача. В итоге группа защитников невинных и страждущих осталась на первоначальном уровне, не продвинувшись вперед. В подобном повороте этой игры стоит смотреть на то, каким рукавом сыграет с ними незримый ведущий этой истории. И долго себя ждать он не заставил, сходив внезапным козырем, что мог выпасть участникам лишь по роковой удаче.

 

Пусть сейчас не самое лучшее время, чтобы медлить и разбрасываться лишними разговорами, простое и теплое явление нашло лазейку через всеобщее беспокойство, явившись в виде крепких женских рук, что внезапно прижали немного замерзшую Моринь к теплой фигуре магички. От такой неожиданности девушка распахнула глаза и губами ойкнула, но тут же уловила очевидную выгоду, ответно обняла, прижавшись к Мине. Привыкнув к сложившемуся положению вещей, девушка думала не долго и нарушила свой покой: 

 

- Что-то я уже сомневаюсь в том, что это оборотни смуту наводят, - бурчит в объятиях теплой не по погоде чародейки и растирает позади нее свои руки, морозом запуганные, - Неужели после пропажи девочки никто не мог найти следы на снегу, что даже не сухая земля? Если мы ошиблись, тогда Крэм был прав. 

 

- Заметают следы, как лисы? - эльф с нескрываемой улыбкой и умилением смотрел на столь теплую его глазу картину. Мужчина осторожно обошел магичку, остановившись за спиной напротив довольного личика лучницы, - Но да, есть в этом сомнении что-то, Белка. Если взять в расчет этого старика, что старостой себя зовет, то неужели он после пропажи его дочурки не обследовал округу вдоль и поперек? Я не думаю, что исчезновение самого дорогого человека в жизни позволила бы сидеть ему на попе ровно и не найти хоть какой-нибудь  след в лесу. Горе? Уверен, что будь ты на ее месте, я бы полез в логово даже к Архидемону, будь он трижды проклят. 

- Аж к самому …. 

- Да, как бы ты ни расплывалась в улыбке сейчас. А ради моей памяти можешь хотя бы раз пройтись по дороге без приключений. Я уже буду рад и тому, что ты в первый же месяц не попадешь ко мне. А теперь выпусти Мину. 

 

Девушка прищурилась, сдвинув брови вместе, чтобы выразить непонимание, но тут уже осеклась. Все это время Моринь неосознанно продолжала крепко обнимать магичку, расположив свою голову очень удобно на ее узком девичьем плече. От теплоты другого человека отстранилась и в сторону эльфа чуть шагнула, прислонив свое плечо к его. Поблагодарила заметным кивком Мину и улыбнулась. Вместе не так страшно -  каждый сантиметр расстояния и тепла доказывает это, особенно в морозную ночь. Но даже ощущение родного плеча рядом не отбросит невидимого еще их взору врага. А потому, пока у них есть немного времени, необходимо думать. И думать сейчас не только за себя и своего напарника, как это было всегда, но и за остальных тоже. Иначе атака одних может помешать защите других, а тогда хаотичная свора возможных оборотней будет последним событием. Пусть это будут оборотни - к этой мысли все успели привыкнуть, они их ожидают. Но если это не они? 

 

- Если так подумать, то напрашивается вопрос о прочности и живучести оборотней. Они - животные большие, как медведи, может, поменьше, но от этого не уменьшается их живучесть. Разозленный зверь может бежать, пусть его и ранят, по инерции, не замечая боли, – выдохнул Лис, –  Для медведя нужно хороших стрел пять или даже больше:пробить голову, лапы, пару раз попасть к открытую пасть… Применять к оборотням эту тактику, как к животным быстрым, некорректно, поэтому цель - крупные артерии и, конечно, голова с сердцем. Шкура у них не такая толстая, но они быстрые. Бить туда, где больше крови прольется, если одной мыслью.  

 

- Могут быть очень прыгучими… Залезть на крышу или дерево будет для них проблемой? 

- Не думаю, но с тех же деревьев хороший обзор и позиция. Но между соседними ветвями хорошее расстояние, поэтому аккуратнее там, - повернул неудобно шею к Моринь, именно к девушке, что естественно, обращаясь.   

 

Оставь призрачные надежды, ибо этому городу суждено утонуть сегодня. Какая наивная и коварная оттого ночь стояла на пороге, тешась над путниками, чьи чувства упорно твердили не верить сей тишине, ясному небу и крепкому морозу, что туманили глаза в угоду теням, уже не таким безобидным и недвижимым. Каждый шорох и каждое волнение во тьме могло выдавать врага. И самая большая опасность в том, что этот враг в угоду природы свой и охотничьим инстинктам намного сильнее физически. Он награжден оружием настоящего убийцы и охотника, к которым люди хотят стремиться зельями и лезвиями, сжатыми в руке за рукояти. Будь они в беспросветной мгле и полностью слепы, даже тогда их нюх и слух не оставляли людям больших шансов на укрытие. А если сегодня они застали то самое явление охотничьей луны, что дает зверям особое разрешение на убийства, охотники, дерзнувшие выйти на бой, станут первой добычей. Если этих тварей много, возможно, горе авантюристы, солдаты, маг и пара храмовников останутся им на закусь перед основным лакомством, более нежным и беззащитным.

 

И слышат оба неутешительное подтверждение от старосты. Не самые желанные слова в эту ночь. Битвы не избежать, не избежать и потерь.  

 

Одновременно всматриваются во тьму, оживающую движением искрометных звериных глаз, что видят их. Нечеловеческие… Чуют запах и, без сомнений, скалят пасть, зубы обнажая, что терзать и рвать готовы. Не порвут, челюсти сомкнув на теле, так подерут когтями, до мяса добираясь. У тяжелых солдат есть шанс защитить свои внутренности, но вот легким разбойникам лишь скорость с ловкостью помогут увернуться. Не оправдались сомнения Моринь и Крэма в этот раз, разбились вдребезги о массив теней.
 
Напряжение возросло. То ли мороз крепчал, то ли в жилах кровь от страха стыла… Не считала девушка страх позорным явлением, потому что он от глупостей берег чаще разума порой, но от этого сейчас не убежишь и не спрячешься. Зато голова работает более трезво от холода. Что же им, людям, не опасаться тварей, что, проживая в лесах, столь высокое преимущество перед телом человеческим имели? Да только уже давно не ходит добыча лишь с природным богатством. Медленно, будто именно от ее резких движений эта орава двинется быстрее на них, тянет пальчики к колчану, пересчет стрелам последний раз ведя.  
 
“Мы прямиком отправимся в безопасное место - говорила она. Лис, я обещаю, что никакой защиты угнетенных, пусть даже это маленькие дети в беде - говорила она. Тьфу! Вот и верь после всего этой женщине. Когда все закончится, связанной на поводке в назначенное место пойдешь, Белка!” - эльф также не отводил от врагов взор. Твари большие и сильные, но с оружием. Чувство неполноценности прибегнуть к оружию манит? Судорожно усмешку выдавил из себя, ощупывая себя на предмет бутыльков с отравой. 

Водилось в последние времена у эльфа не так много яда и прочих с этим связанных веществ. Все же его ремесло относило Лиса к навыкам убийцы совсем нечасто, а потому и ненужные инструменты воздействия на человеческий и иные организмы имели практику не набираться в запасы и даже уничтожаться при первой возможности. Но сейчас он жалел об этом. Смазка на оружии и стрелах требовала много материала, а потому сейчас свободного яда осталось всего эти три бутылька, что размером и толщиной с его указательный палец были. Ну уже не так все плохо. Ведь оружие они заблаговременно подготовили и еще не применили, поэтому лезвия и наконечники еще несут на себе отраву. “Только как она на них подействовать может? Хотелось бы не подпускать их близко к себе. Есть метательные ножи. Без яда - зараза…”- терялся в догадках и ругался тихонечко эльф. Если проводить аналогию с медведем, то яду нужно время, а за секунды все может поменяться. 

 

“Десять стрел ядовитых есть, на клинках тоже. Пусть. Артерии, сухожилия, глаза, - все, что сделает их движения хаотичными и контролируемыми, а там и подстроиться недолго. Оружие считать продолжением их тела”, - последний раз прокрутила в голове девушка и отвлеклась от дум тем, что погладила по плечу и дружески хлопнула после Лиса, себя и его приводя от размышлений в этот мир. 

 

“Эй! Не время думать, что под штаны надели сегодня, папаша!” - хихикнула Моринь, даже в такое время находя место, казалось бы,  несерьезности. Только вот крепкость хвата на плече выдавали ее полностью. 

 

Оба, следуя примеру Мины, приблизились к Радану. Все бы ничего, но вот дома своего часа ждут люди. Там же дети… маленькие и беззащитные дети. От страшных догадок стало не по себе, и слова старосты окончательно выбили Моринь из равновесия. “Как? - лишь задавала она вопрос, а затем закономерно начала злиться, - Вот же сука!” И не могла она принять слова про гордость народа, не могла принять голод более страшной смертью, чем когти и зубы тварей. 

- Вы собираетесь бросить будущее вашей деревни на растерзание? Как же вы потом спать по ночам будете, староста? - в нехарактерной ей манере девушка сплюнула, выражая глубочайшее недовольство и даже презрение. 

 

Плюет нелестными речами, а сама мысленно обращается за помощью к, как показалось, родственной душе Мины, что такая же сердобольная до детей. И Андрасте, пусть и не привычная такие просьбы исполнять, дарует надежду в сердце Моринь, льющаяся от решительного голоса магички, что не оставит этих людей, не позволит вершить расправу, не сможет смотреть на смерти беззащитных. 

 

- Я иду с ней, - ни минуты сомнения не оставляет себе лучница, оголяя свое оружие, что так изящно изгибается в плечах. 

 

Эльф лишь вздыхает. Идея про оборону ему нравилась куда больше, чем простое побоище и махач один на один с представителями волчьей братии, но повелось так в этом мире, что у Лиса так же стоял пунктик на защиту невинных. Были на то причины. И Моринь бы не осталась с ним стоять, если бы не пошел за ней, оставшись в стороне. Да и область деятельности их стихийной красавицы-магички нравилась куда больше мечей и щитов. 

 

Пусть детские и юношеские годы у разбойницы позади. Пусть тело окрепло и движения стали отточенными и четким, чтобы не промахнуться, а реакция быстрая, чтобы не пропустить удар. Но эльф все еще чувствует ответственность, как в тот год Пятого мора, как в первые годы в Орлее. А потому несет бремя как учитель, как напарник, как спутник. И сейчас - она уверена в этом - он не оставлял дум не только о себе, поэтому и подался следом. Стоит ли ему хоть сейчас побыть эгоистом и позаботиться о себе, а не думать про нее и, если решение смелой Мины не приходилось по вкусу, идти в безопасное место?  

 

Раз уж не в деревне будет битва, так присмотреться бы к деревьям. Несколько девушка приметила, целясь прямо на них. Занять позицию поудобнее и снимать выстрелом в голову. И несколько соседних ветвей присмотрела для перехода от преследования. А в голове все вертелось: “Череп, суставы, артерии”. 

И в этот раз никто не остался в стороне. Пара поравнялась с рвущимся в бой Крэмом, но потом немного сбавила шаг и остановилась. 

- Слушай, раз такое дело, то как только выйдем за пределы деревни, не беги перед самыми мордами оборотней на деревья забираться. Я думаю, что они не такие глупые и сразу преградят дорогу. Предлагаю в обход пойти и через ближайшие ветви, коих полно, добраться до укрытия. Только не на самые видные позиции, Моринь, поняла. 

- А как же первая волна атаки? Как же вы? 

- Думаешь, что у храмовников лучников нет? Есть. Но им не занять дерево и не прицелиться. Наша задача - найти вожака. В такое время он с ними на охоту выйдет - уверен. Поэтому твоя задача - снять его, если заметишь первой. 

Четкий кивок. 
 

[Melisandre Raven 56]

Ненависть пахнет чертополохом и кровью, лепестками золы, опадающими с самых небес, палёной человеческой и звериной кожей, искрящейся под пальцами Тенью и обнажённой от талого снега землёй, ненависть дышит Хаосом, звоном Бреши, что рвётся, растягиваясь и сжимаясь лишь от мысленного усилия, ненависть порождает пламя, а пламя рождается ненавистью. Мина прикрывает глаза, на бегу топит снег, не мешал дабы, не имея должной сноровки, принимать ускорение — ей нужно успеть, там, где ловкости чуть, задавить мощью собственной. Выдыхает тёплый, светящийся в уже заходящих последних сумерках пар: теперь куда проще найти по следам, не разминуться всем вслед идущим, таким же отчаянным — иногда судьба играет с людьми злые шутки, иногда запутаться можно в трёх ветхих избах, сарае и паре предбанников.

 

На устах застывает молитва вперемешку с отборной бранью самых низших слоёв денеримских портовых забегаловок, лишь приходит, запоздало и явно не к месту, то самое, роковое подчас осознание: они быстрее. И пока все решали, пока препирались, посылая друг друга в самых некуртуазных высказываниях, те — оборотни, враги, демоны, да какая к гарлоковой матери разница?! — уже стоят у ворот. Ныне к загонам скотины. Но то ли будет ещё? То ли через пару мгновений станется? Копить Хаос на бегу тяжело, но иначе их «план атаки» полетит в Бездну быстрее, чем мечники доберутся до основного сражения, копить Хаос на бегу — значит подвергать себя и других опасности, копить Хаос на бегу — увеличивать шанс под его массой падения.

 

И всё замирает. На секунду между отчаянным бегом и горячкой лишь начинающегося сражения. Будто бы в центре бури, перед самым опасным из поворотов, в тот самый момент разрыва между громом и молнией. Перед глазами её, распахнутыми настолько, что сложно, проморгавшись, стряхнуть на ресницы налипший иней, в очередной раз предстаёт не лес и опушка, не снег, застилающий всё, не огромные тени, силуэты звериных голов и отчаянный вой, но тренировочный зал — тишина и покой, медитативный почти, до боли в висках, до желания бросить всё и обратно в Круг убежать правильный. Настолько, что, кажется, чтобы увидеть чуть сведённые в гневливости брови и покусанную от волнения за своих птенцов губу Наставника, достаточно лишь, улыбнувшись после очередного юношеского безумия, развернуть голову,

 

Помнит Мина, как рисовал он по всему залу финты, даже тогда будто вёл в танце со смертью, каждый раз у неё выигрывая, как точны и остры были его движения, как тончайший клинок из первородной Тени входил меж рёбер доспехов и пополам разрезал соломенную кожу у чучела. Как хотела повторить она, как пыталась. Да не могла. Там, где не доставало природной, кошачьей, присущей, кажется, любому, даже самому захудалому из орлесианцев грации, дожимала мощью огненной магии. Она не была хороша в искусстве благородной дуэли. Но в своём рвении помогать и служить, а не выслужиться, среди остальных юнцов Корпуса она была лучшая.

 

Мина на самом краю деревни, около забора, через который, кажется, лишь пару часов назад перешагивала очухивается, слишком, до ужаса, неожиданно, будто должна была дальше быть, будто в обгон всё равно выйти последняя. Ойкает, видя перед собой чужеродный оскал, звериную морду и глаза, наполненные красного цвета яростью. Настолько, что в них нет ничего, только свет, только безумие. Сглатывает вязкую, набежавшую под язык слюну и вместо ветра, вместо дыхания слышит лишь сердца стук. Она одна, она — первая.

 

«Зачем пошла, дура?! Так и сдохнуть недолго. Ты же — никто. У тебя нет оружия...»

 

В одной руке — потёртое древко посоха и плетение охранных пламенеющих рун, другая же — ближе к сердцу, там, где средоточие Хаоса; позади — копошатся другие, кто в обход любой тактики решился пойти в оборону нижней части деревни, оставшихся за спиной мирных жителей. Мина слышит бряцанье лат, свист первых стрел и тихое, еле заметное по талому снегу, будто птичий полёт по-над ним, Беличье передвижение. Они здесь, так близко и так далеко, за пару метров до покрытой клоками шерсти клыкастой поражающей своей вонью заразы, до смерти.

 

Кусает губу, стараясь отвлечься от мыслей, воспоминаний, звуков и запахов, чувствует кровь, — себя ли, других, какая, к демонам, разница: за этот год пролилось так много крови, день за днём, месяц за месяцем, как не было никогда до, как не было в Мор и восстание — но не обращает на неё никакого внимания — то лишь ещё одно незначительное обстоятельство, оно не должно отвлекать, оно не должно быть решающим. Свободной рукой ведёт, желая закрыться, поставить барьер от непростительно близкой морды, как учили наставники. Вместо этого, чувствует, как по ней же ведут чем-то острым, — это точно коготь, не лезвие? — потому тут же отшатывается, раскрытую ладонь сжимает в кулак. Пока что задели вязь рун, пока что испили кожей огонь и им же пресытились. Но что будет дальше, когда клык, коготь — оружие? — настигнет прорехи, когда падёт концентрация?.. Мина не использует магию крови, никогда. Не позволяет религия. Но она слишком близко, настолько, что другим грех не использовать.

 

Один из рисунков давно забытого алфавита с треском и шипением вспыхивает, ослепляет врага, на мгновение будто светом дневным озаряет поляну и лес, ярко, до рези в глазах, лучом из бело-жёлтого пламени прожигает толстую шкуру, давая достаточно времени, чтобы ударить со всей силы под дых набалдашником посоха, на ходу развернувшись, скрыться за стенами щитов и солдатскими широкими спинами. Но всего недостаточно. По шее и в медленно затухающий глаз чертит клинком уже Радан, закрывая собой, с воем не хуже мабари назад почти что пропихивая.

 

- О чём ты думала, - в голосе Несмеяны слишком много для такого человека сарказма, непростительно - «рыцарь чародей»?
- О мирных жителях.

 

Мина желчь, досаду и яд на землю, прямо под ноги сплёвывает, трёт мыском сапога, исподлобья смотрит, продолжая накапливать в душе своей ненависть, смотрит на Радана волком, как на того, кто манёвра лишил — не спас, будто бы по привычке, будто бы из природной вредности. Знает, с его стороны это всё ещё акт милосердия, знает, мог не спасать, оставить на съедение оборотню, знает, должна благодарна быть хотя бы за это, а лучше за то, что не забыл об истинной работе храмовника — защищать, знает… Но ей всё равно поебать. Просто так, из принципа.

 

- А теперь сделай мне одолжение: скажи своим людям, чтобы не лезли на рожон, - ухмыляется, искорками играя меж пальцами, чувствует — ибо здесь не узнаешь, только почувствуешь — всё готово, тянуть дальше — перегорит, будто спичка, в церкви на всю ночь оставленная, - мне было достаточно вспышки, чтобы оценить ситуацию.

 

Вдох. Выдох. Руны ложатся на промёрзлую землю, заиндевелые лужи и снег, окружают с десяток тварей позади уже перешедшего в наступление авангарда. Мина щурится, на мгновение застывая, думает, не показалось ли ей, будто у них в руках луки и тоже искрится магия, не приходит к хоть какому-то выводу — они поймут всё потом, когда отобьются и отобьют, когда враги станут подгоревшими трупами. Посох с силой вонзается в землю, а глаза застилает переполняющая изнутри энергия. Кажется, будто застыло всё, будто тело, грузное, толстое, поднялось чуть над землёй, испуская из себя бесцветную, ещё не сформированную во что-то удобоваримое магию. А потом… — взрыв. Из каждой руны, смешиваясь с короткой вспышкой из древка посоха. Всё — становится крохотным филиалом Бездны прямо посреди поля, — о, если все эти люди волновались за посевы и сенокос, пусть теперь не волнуются, такова цена за спасение — настоящей геенной огненной.

 

Хаос исходит сотней осколков, Хаос взрывается, Хаос питается внутренней ненавистью. Мине сложно держаться, контролировать источник и площадь, формировать Тень так, чтобы вокруг всё не порвалось, как давно севшее платье, растрескавшись, Мине сложно не стать очередным очагом проблем, от которого оборотни станут детским лепетом, Мине сложно, вот так, чисто по-человечески, Через пару секунд она станет обузой, ничего более простого костра не сможет зажечь и использовать. но это неважно: Хаос требует платы, с неё — внутренней силой, с крестьян — будущими посевами.

 

Мина на опаляюще горячую землю падает, на колени и прямо в грязь, — сейчас не до того, чтобы с прямым лицом продолжать идти в бой или контролировать магию — держится то ли за посох, то ли за ногу Радана, трясётся, как осиновый лист, на пределе возможностей чувствует пробирающий до самых костей холод, как ледяной ветер треплет давно не знавшие гребня волосы. Через секунду всё затухает: в нос отчётливо бьёт палёной кожей и шерстью, и где-то там, на периферии сознания, всё ещё звенит сталь и кричит авангард из солдат Инквизиции. Старается отдышаться, откашляться, собраться из множества мелких осколков и не зарыдать прямо здесь, посреди сражения.

 

Почему-то ей внезапно становится не поебать на вечно маячившие за спиной фантомные вилы, число смешков от людей и то, как она выглядит. Почему-то ей в кои-то веки становится не поебать на окружение. Она смотрит невидящим взглядом на догорающий изнутри алый снег и чёрные шкуры, на бой, на храмовничий щит аккурат перед своим лицом. Смотрит, до конца не понимая происходящего. А в голове лишь одно — как подобное поведение перед своими, явно не одобрившими подобный, радикальный подход, людьми сумеет оправдать староста.

[Morin 241]

Зачем они согласились на это, зачем он в очередной раз отказывался от роли эгоистичного эльфа, бегущего за наживой да от настоящего боя? Да, подальше отсюда, подальше от этих голов, от этих зубов и дыхания горячего, что превращается в пар. Ему бы, разбойнику и вору, положено было, как и остальным охотным до его призвания, сидеть в закутке и пить сидр в местной таверне, а после встречаться с очередным заказчиком или преследовать свои цели без инициативы нечестных на руку приятелей. И каждый раз идти в неприметные уголки города, чтобы погрузиться в тот самый мир, за которым охотятся честные блюстители закона и закрывают глаза те, у кого в кармане позвякивает внушительная сумма монет. Там разменивать добычу на деньги или припасы, чтобы выйти утром из местной таверны обычным эльфом, которого занесло сюда лихим ветром. Не столь яркая жизнь, но столь привычная и родная, с которой не хочется расставаться. Не здесь. Не сейчас. Он не сражался с монстрами, он вообще до этого видел их лишь парочку и то старался обходить стороной. Ему не нужны неприятности такого масштаба; эта деревня никак не касается его; есть право взять упрямую лучницу и бежать отсюда, отстреливаясь от преследующих тварей. У Лиса есть все, чтобы развернуться и уйти, но ноги идут навстречу пришельцам из леса, глаза упрямо смотрят вперед, а руки ловко вытаскивают из ножен кинжалы. 

 

Находиться среди сумасшедших голов, легко сносимых массивным ударом когтистых лап и поддающихся мощным челюстям, защищать незнакомых тебе людей; рисковать жизнью ради победы над циклом вещей, продолжающихся долгими годами;  дразнить свою удачу из-за кучки людишек, не принявших решение уйти от столь опасного соседства, - все это неописуемая глупость и безумие. 

 

“Бесполезные вопросы и бесполезные споры”, - гнал свои мысли эльф прочь. В голове крутилась идея побега - заветная надежда, не дающая разбойнику опуститься до осознания отрезанного пути назад. Еще больше этой мысли нагнетатели люди за его спиной. Теперь точно не отступишь.“ Звери чуют страх - нерушимый закон природы, а для хищников это уже половина победы. Они считают нас добычей, а мы их. Как бы не разочаровать гостей ненароком”,  - облизнул треснутую от мороза губу эльф. 

 

Всем не до смеха, а на него нападает сарказм в это время.

 

До сих пор не складывался в голове смысл присутствия здесь. Лис утверждал себе, что он не охотник на монстров, что это дело армии или авантюристов, чья жизнь уже предрешена окончиться в зубах какого-нибудь медведя или на камнях глубинных троп. А эльфу не хотелось так прощаться со своей жизнью. 

“Доживу до рассвета - напьюсь до смерти!” 

 

Ему не страшно признать, что сейчас эльф просто струсил, но ему страшно понимать, что это ничего не решает в этот момент. Бежать некуда - впереди голодные твари, позади беспомощные остатки людей.  

 

Первый настигает его сбоку. Периферийным зрением заметил вовремя, пропуская мимо себя четыре острых треугольника, вытягивающихся в когти. Разворот и молниеносный удар, вслед за которым резкое продолжение движения корпуса влево, уворачиваясь от нового удара. Еще секунда и разбойник за спиной, вонзая клинок в горло. Позади слышиться хруст снега и глухой свист в воздухе. Лиса спасает быстрая реакция на вид замаха прямо, нацеленного прямо на голову мужчины. Вдалеке карканье ворон - дурной знак. Эльф уклонился, что-то тяжелое пронеслось прямо в паре сантиметров от его плеча - он сам почувствовал импульс от удара. Приготовившись броситься на противника заметил, что со спины вновь замелькала еще одна зловещая тень. Пружиной эльф рискованно подался вперед, рассекая кинжалом плоть и тут же отталкиваясь другой ногой, продолжая двойной прыжок, провернулся в воздухе, выставляя оружие вперед, нанизывая врага на лезвие. Все бы ничего, но рост и манера драки была отнюдь не звериная. Поэтому Лис находился в неком помешательстве. На фоне лязга металла и прерывистых криков солдат он рисковал больше. Его оружие не было таким длинным, как мечи Инквизиции, поэтому приходилось подбираться вплотную, чувствуя дыхание и запахи, а также бить прямо в артерии и иногда подрезать сухожилия. И вместе с этими рисками эльф видел и не видел в этих тварях тварей, отчего неловко как-то становилось перед остальными. 

Миндалевидные глаза искали новую цель, кидаясь, словно камышовый кот, на соперника со спины - в игре на выживание все средства хороши - скрещивая клинки. Но цель быстро скидывает эльфа, наотмашь нанося затрещину массивной рукой. Ему повезло, что атака была именно сзади, иначе когти или лезвия - он уже не мог понять - вспороли ему руку и даже бок. И так его неплохо так приложили к земле под воздействием веса и силы удара. Внезапно его противник падает на колено, рокоча от боли, но все еще тянулся к нему, надвигаясь угрожающе. Подскочив с земли, Лис довершает атаку, замечая знакомую стрелу. Теперь ему нужна короткая передышка. За все это время он прилагал к ударам гораздо больше силы, чем требовалось, учитывая природу противника, поэтому привычные движения выпускали силы быстрее. Да и необходимо признать, что сражались они не так часто, ограничиваясь луком и стрелами.   

 

Поджилки дрожали и тело слабостью отдавало в мозг. Она никогда не отличалась смелостью. Сердобольностью - да, но храбрость воина в привычном понимании отстуствует. Зато вместе с этим пониманием существует ненавистная необходимость и обещание. Отвратительное чувство, взрастающее из сердобольности и стремления помогать таким же людям, клейковиной не дает распасться разбойнице на два отдельных существа, одно из которых идет по намеченному маршруту, а другое тянет хозяйку назад. Дыхание сбивалось от волнения, но останавливаться нельзя, иначе она может не успеть к началу. Моринь молила Андрасте смиловаться над ее судьбой и сокрыть запах от чуткого носа врага. Возможна ли встреча с ними в том закоулке, куда она направляется? Могла ли эта безмолвная тень, наблюдавшая за ней не более часа назад, хранить в себе любопытный и голодный до крови образ? И мог ли он до сих пор наблюдать за ними в ожидании отделения легкой добычи от основных сил? Нет, слабой Белка себя не считала. Физическое превосходство противников компенсировалось ее ловкостью и быстротой, но может ли человек превзойти прыжок зверя? Способна ли его природа на это?

 

На спине покоится колчан с десятком стрел и гибкий резной лук - привычная ноша Моринь, если бы от волнения она не потяжелела вдвое. Стрелы столько раз поражали цели, что сомнения в своих силах не было в отличие от страха перед неизведанным. Пальцы каждый раз тянулись к плечу, сознание нуждалось в наличии оружия в руке. Она то и дело одергивала себя, следя за дорогой и окружением, двигаясь быстро, но при этом тихо. Снег приятно похрустывал под тяжестью женских ног, прокладывающих новые тропки, выдающие ее присутствие. 

 

Ничего, справится и рука не дрогнет.  

 

Девушка с легкостью перелетела одним небольшим упором и замахом через преступно низкий для соседства с такими существами, как оборотним, забор, ступив за территорию деревни. Граница между обиталищем людей и хищников стерта инстинктами, жаждой крови и мяса. Так что будет правильнее, если Моринь посчитает ту сторону за деревянной стеной лишь продолжением вотчины леса. Знамение кровавой луны, перечеркнуло неприкосновенность соседей, приглашая на охоту за человеческими душами в построенный их собственными же руками загон. Основной ряд обороны у кромки леса, там где сосредоточилась единственная надежда на спасение всех, кто не покинул эти стены.

Для нормального человека, не лишенного здравого смысла и инстинкта самосохранения, их дело заведомо кончится плохо, поэтому борьба будет вестись не за победу, но за выживание. Лишенные здравого борются за победу. Только так в этой войне равновесие будет достижимо. А к какому из них относится тот или иной мученик, решает он сам. Госпожа маг была катализатором тех идей и переживаний, проникающих в голову каждого из собравшегося ограниченного количества людей неравнодушных до чужого горя. Каждый из них задумался в критической точке невозврата: нужно ли это им? Они между долгом перед своей собственной жизнью и долгом перед другими. Не сталкивалась Моринь с большим страхом неправильного выбора, чем этот. Но Мина сделала выбор сразу же, не думая о себе, и этим поставила под удар моральные принципы всех, проверяя на смелость людей. 

Лучница боялась оборотней, боли и смерти, но еще больше она боялась слышать крики о помощи и стоять на возвышенности, сделав выбор о котором будет жалеть не физически, но морально. 

“В который раз убеждаюсь, что из эльфа учитель никакой - так и не смог меня научить не замечать проблемы других”, - подметила, упираясь в подходящее для ее маневра дерево. 

 

Цепкие женские руки без зазрения совести хватались за любые с виду крепкие ветки, подтягивая тело к себе, ногами помогая подниматься выше и выше. Ее цель была обозначена еще и у подножья, а потом план был уже продуман. Через несколько однородный движений, чуть не напустив на себя холодную шапку снега, лучница достигла высоты, где уже закончился уровень возможных прыжков с земли для крупных хищников, но еще росли крепкие ветви, по которым она должна перебраться на то дерево, где будет хороший обзор и позиция для стрельбы. Небольшая, но крепкая ель могла обеспечить не только высоту, но и укрытие от чужих глаз. 

Секундная слабость на растирание ладоней, оценка ситуации. Через считанные мгновения пальцы чувствовали твердую, гладкую поверхность лука, с любовью прошлись по ребру его плеча, приводя в рабочее положение. Первую стрелу извлекла из колчана, отметила цель и натянула тетиву. Вела буквально несколько сантиметров вправо и на выдохе выстрелила. Испугала свистом снаряда ворону, отчего та возмущенно слетает с ветки. Сразу же в руке появлась вторая стрела и третья, а затем четвертая и пятая. Она раз промахнулась, обратила на свое присутствие внимание, но выдать себя не дала, запустив стрелу в грудину чудищу. Девятая стрела предназначалась ближайшей к позиции цели, но вовремя нашла эльфа, отпустив тетиву под углом в его направление. Целилась в голову, но просчиталась с порывом ветра, занизив прицел. Досадная ошибка, но хотя бы замедлила. 

Бой смещается и часть становится недоступной из-за лап дерева. В спешке Моринь меняет свою мини локацию на соседнее дерево, что более открыто. Осторожничать уже не было смысла - недруг занят целью на земле. 

Аккуратно переставляя ноги и руки на шершавой поверхности кроны, Моринь через ветви видела союзников и даже какое-то движение фигуры, судя по ее комплекции, чародейки. Она что-то накладывала, но в силу своей магической неграмотности девушка не могла с уверенностью определить смысл ее движений. 

Лис лишь услышал предостерегающий голос Радана, наблюдая теперь за новой знакомой, щурясь и улавливая ее движения пальцев, за которыми следовали символы, что складывались в его голове в нечто зловещее. Казалось, живое сторонилось хрупкого девичьего стана, будто оставив одну против грозного врага, а сами ждут итога. Но внешность часто обманчива, ведь в ее плавности и нестойкости кроется сила страшнее кинжала. Стихийное буйство энергии, хаоса - магический дар и человек. Силу, что нельзя переоценить. Стихия на стороне людей - оружие страшное и губительное, ибо стихия врагов от друзей не отличает - все едино, а потому с таким союзником бок о бок биться нужно уметь. Ко всему магическому эльф всегда относился с подозрением, хоть среди его знакомых и была парочка магов.

Здесь есть то, чего нужно бояться.  

 

Сначала казалось, что заклинание мины было направлено на манипуляцию землей для создания землетрясения, а потом ее окатил жаркий воздух и в ушах стало больно. Она буквально втянула голову в шею, стараясь сложиться вдвое, хватаясь за ствол. Нет, упасть ей не дано, но от этого Белка не расслабилась. Ужас во плоти и крови. Магия столь мощная и невиданная для нее, что девушка с непривычки раскрыла рот. Если там и был кто-то, то только мгновенье, потому что дальше сохранить свое тело в этой геенне невозможно. Земля болезненно реагировала на вмешательство в ее течение жизни, охлаждая свои почвы талым снегом в надежде спасти хоть что-то. Но магия оставила на ней следы, выжигая что доступно. 

 

Сила, стремящаяся вырваться вперед и поглотить собой остальной мир. Хаос, аппетитом своим не щадящий даже хозяина, его призывателя. Наоборот, он стремиться иссушить свои запасы в первую очередь - такова цена за дар. И лишь многолетний опыт в обуздании своего внутреннего демона - эльф не сомневался в том, что его тень в каждом - является ключом к контролю такой силы. Одаренные быстрой обучаемостью не в счет. Иначе преждевременные  победоносные ликования могут обратиться в крики о помощи. В такие моменты он предпочтет немагические лезвия и клыки. Подходить ближе к действу впереди не хотелось вовсе. Пекло ушло достаточно быстро, но Лис видел следы его присутствия. Убедившись, что измотанная девушка не будет колдовать вновь, разбойник сократил максимально расстояние, остановившись в нескольких шагах позади Радана. 

- Такая мощь, - наблюдал за состоянием девушки с осторожностью, - И похоже, что теперь ты сможешь сражаться. Храмовник, ее бы с поля унести, пока не прив… - осекся. Взрыв уже привлек всех. Он уверен, что даже скрывающиеся за замками своих домов люди наблюдали за ней, - Надеюсь, что это все.  
 

[Melisandre Raven 56]

Мине кажется, будто само время на мгновение вспыхнуло и остановилось, лишь бы, после столь яркого выброса, перевести дух, проложив иной курс по извечно прямой траектории. Будто Тень, шипит, насмехаясь над ней, над её слабостью, над её несостоятельностью, будто Хаос продолжает рваться из-под натруженных и коротких, детских пальцев, прожигая и так уже талый, превратившийся в одну большую мокрую и грязную лужу снег прямо под её коленями. Её трясёт, от пробирающего до костей ветра и медленно затихающего шума боя, от криков солдат и вырывающегося из почти человеческих пастей слишком знакомого, слишком надломленного для неразумного зверя воя отчаяния. Ей плохо, очень, и заштопанная по десять раз на одном месте роба, как и огромный деревянный посох в кое-то веки кажутся будто бы с чужого плеча — такими тяжёлыми, такими странными, такими отталкивающими. Даже внутренний хаос не греет, уйдя куда-то глубоко в подсознание с полной потерей концентрации.

 

Мина — вечно неунывающая и весёлая даже в непроглядном мраке нищеты и гонений Мина — сворачивается клубочком под ногами храмовника и тихо, почти по-собачьи, скулит. Да, она заметно проредила нестройное войско наступающих тварей, да, помогла отбиться от первой волны с минимальными — если таковые и были вовсе — потерями, но этого, как кажется ей, недостаточно, всего — недостаточно. Впервые за весь этот абсурдный поход по Ферелдену она чувствует себя не просто слабой, недоученной или ненужной где-то за пределами Круга, она чувствует себя беспомощной. Сила уходит быстро, неподконтрольная слишком короткому, слишком тихому зову, на её место приходит пустота и усталость. И отчаянная потребность хоть в капле живого лириума.

 

В такие моменты Мина понимает храмовников с их непреодолимым желанием влить в себя ещё больше, втереть в ноздри и дёсны или, на худой конец, иметь под рукой неприкосновенный запас пары скляночек. В такие моменты она понимает даже малефикаров, отчасти, очень сильно отчасти, — кровавая энергия точно так же имеет цену, очень высокую цену, слишком, если не использовать вражескую.

 

Мина ловит себя на подобных богопротивных мыслях и усмехается, криво и злобно, — не этому её обучали в Круге и Корпусе — до чего докатилась она, раз спокойно размышляет о проклятой магии, при том находясь по колено в снегу, с надеждой прижимаясь к ногам бывшего рыцаря Ордена. В каком же она отчаянии?..

 

- У тебя есть лириум, Несмеяна?

 

Хрипит, не узнавая собственного голоса. От упрямой уверенности, почти самоуверенности, не остаётся и следа, как и от медленно и с противным запахом тлеющих шкур оборотней. Она с трудом поднимает голову, видя распластавшиеся по первому снегу и оголённой от жара и крови земле чёрные шкуры, оплавленное и раскиданное по сторонам оружие и оголённые человеческие тела, совсем не солдат Инквизиции. Ей кажется, что это странно, но говорить об этом нет сил, — разведчики справятся сами, на то они, демоны их дери, и разведчики — нет сил даже поднять руку, чтобы указать в нужную сторону.

 

- Нет, Мина, я уже давно не храмовник. Я завязал с лириумом.

 

«Потрясающая болтливость».

 

Оттолкнувшись от земли, Мина с трудом поднимает грузное тело и садится на корточки, вставать на ноги она не будет, пока что, даже используя посох, пару сожжённых кустов, хлипкую изгородь и крупные руки храмовника. Озирается по сторонам, отряхиваясь от почти кататонического ступора, и только сейчас замечает подошедшего Лиса. Горделиво распрямляется тут же, даже не распавшись от столь рискового шага по частям от ноющей боли в, кажется, каждой кости, мышце и сухожилии.

 

Его слова — пусть и весьма резонные, но крайне обидные — доходят до неё с опозданием, Мина хмурится, недоверчиво и сердито, и надувает пухлые губы, щурясь и смотря тому прямо в миндалевидные глаза, с единственным желанием — прожечь их прямо так, не поднимая и пальца, лишь бы доказать, что в ней осталось достаточно силы, что она будет полезна в дальнейших походных изысканиях. Но вместо этого лишь тяжело вздыхает: он прав, пусть эта правда и режет по её самолюбию. От простого бахвальства ради бахвальства они полягут быстрее, чем если будут питать надежды лишь на себя и верное им оружие.

 

- Я могла бы наложить пару щитов, - ёжится, понимая, как это жалко звучит: ей действительно нужно обучаться, серьёзно и долго, — чем может помочь этому миру маг, у которого сил исключительно на одну крупную вспышку пламени? — а не ходить по задворкам страны, прикладывая подорожник к ранам страдающих беженцев, - но это всё. Я не хочу разорвать свой пупок и близлежащую к нему Тень. Так что на ещё один подобный удар даже не рассчитывайте.

 

Замолкает, пристыженно пожимая плечами, издаёт ещё один тихий всхлип и, будто бы сжавшись вся, опускает вниз голову: ей не хочется разочаровывать всех этих людей, но Рене, её наставник, почти отец, говорил ей, что разочарование приходит исключительно рука об руку с пустыми обещаниями, потому нужно быть предельно честной, в первую очередь перед собой и собственной силой. И Мина честна, пусть иногда ей и хочется много большего.

 

- Лейтенант, вам стоит на это взглянуть.

 

Мина слышит голос одного из солдат слишком близко к себе, оттого тоже обращает внимание. У того на руках, воняя палёным мехом, лежит волчья шкура, явно предназначенная для носки поверх и полностью выпотрошенная. Мина протягивает руку, чтобы коснуться её, и тут же чувствует слабый отголосок рунической магии, — «чтобы горели глаза и шкура защищала и грела тело даже зимой» — теперь она, как и все присутствующие здесь, точно уверена: это кто угодно, но точно не оборотни. Вслед за одним солдатом подходят ещё, в этот раз с грубым оружием и обгоревшими человеческими останками.

 

«Это всё я сделала...»

 

Мина не чувствует на себе ни тени вины, лишь небольшую толику гордости: нападавшие начали первыми, грабили деревни и убивали людей ради их скромных пожитков, по законам военного времени они бы и так окончили свои жалкие жизни на виселицах. С другой стороны, что подтолкнуло всех этих людей на столь отчаянный шаг? Почему они решили пойти по такому пути, почему окружили себя ореолом крестьянского страха, направленного на когда-то терроризировавших земли Бресилиана оборотней?

 

- Это люди…

 

Почесав затылок, начинает свою невероятно умную, долгую и многозначительную мысль Радан, отчего Мина, всё ещё сидя насупившись и со вжавшейся в плечи головой, нетерпеливо фыркает:

 

- Спасибо, лейтенант-очевидность.
- И среди них есть маг.
- Ещё более очевидно.
- Мина, ты не помогаешь!

 

Она фыркает ещё более громко, но всё-таки замолкает: вместе с медленно возвращающимися силами в неё вновь вливается жизнь, бойкий характер и желание закончить всё это без долгого чесания языком, одним резким всполохом магии. Руки всё ещё трясутся от остатков некогда клубившейся под ними энергии, а ноги — подобны вате, не желают разгибаться и хоть как-то держать в прямом положении. Мина вздыхает, продолжая сидеть в медленно застывающей луже: лучше так, чем ещё раз распластаться лицом по земле, слишком резким движением попытавшись встать на ноги.

 

- Нам нужно пойти по их следам, пока снег не запорошил всё обратно. И успокоить напуганных местных жителей. Мина, Лис прав, ты останешься в деревне.
- Но…
- Никаких но: я не знаю, сколько нам придётся идти через ночной лес и сколько там ещё этих… «оборотней». Тебе нужно отдыхать и восстанавливать силы, без лириума.
- Я согласен с тобой, лейтенант.

 

В этот раз голос подаёт староста, медленно покачиваясь на толстых ногах и оттирая кровь с плеч старого арбалета. Чужую кровь, человеческую. Мина хлопает глазами, наблюдая за всем снизу-верх, их маленькое собрание становится всё крупнее, а она не соблаговолила пошевелить и пяткой, чтобы привести себя в более стойкое положение. Впрочем — поебать, не то, чтобы, будучи в звании отступницы, ей было куда ещё опускаться. Кроме магии крови, но магия крови — слишком сильное пробитие дна. Дна из гордости, воспоминаний и принципов.

 

- Я отведу Мину обратно в дом. И поговорю с каждым, кто назовёт столь милую юную леди отступницей. Вам же следует идти чуть севернее этих троп. Недалеко от нашей деревни находятся старые руины, я подумывал, что они заброшены. Людям, какими бы «оборотнями» они ни были, всё ещё нужно где-то спать и прятаться от озлобленных диких зверей. Это место достаточно укреплённое. И относительно безопасное.
- Хорошо, - Радан кивает, в его голосе и выражении каменного лица вновь читается лишь холодное безразличие: горячка боя прошла, а единственный чужеродный здесь элемент в виде юной волшебницы наконец-то заткнулся и молчит в тряпочку. - мы с Крэмом займёмся зачисткой руин. Судя по наступившему затишью, «оборотни» использовали весь резерв имеющихся у них сил. Внутри остался лишь маг, который зачаровал все эти шкуры. И его приближённые. Лис, вы с Моринь хорошо потрудились. Но, если вдруг не захотите лезть в открытый бой, можете остаться в деревне и помочь Мине.
- Эй, то что я не могу встать — не значит, что мне нужна чья-то помощь!

 

Мина чувствует это шипение со всех сторон, неодобрительные взгляды со стороны более взрослых, более опытных, отчего ещё сильнее съёживается. Даже солдаты, кажется, всё ещё будучи благодарными её за помощь, встали на сторону Радана. Да, все они правы, но это не мешает ей стучать кулаком в грудь и по-детски упрямиться.

 

- Или же пойти вместе со мной. В моём отряде всегда будут рады столь хорошим лучникам.
- Но ни одному хорошему магу.
- Мина!
- Что?
- Ты всё равно не пойдёшь в Инквизицию…

 

***

 

Уют и тепло настоящего, богато — по меркам жизни в денеримских трущобах, конечно же, но не Круга — обставленного, пусть и деревянного дома ещё сильнее потрясают после долгих дней пути по лесам без какого-либо намёка на цивилизацию. И заставляют, закутавшись в вязаный плед, растянуться на лавке, почувствовав себя достаточно беззаботно для праздного разговора за чашкой ароматного бульона и домашних, посыпанных засахаренными ягодами блинов. Мина прикрывает глаза и нежится, вытянув уставшие голые ноги вдоль дерева да откинувшись на стену спиной. Она приходит в себя после пары хороших глотков и доброй стопки еды, но продолжает на всё с утроенной силой набрасываться. Когда ещё сможет, когда в её рацион попадут не только плесневелые грибы, вяленое мясо и замороженные ягоды? Рядом с ней, продолжая откармливать, подобно своей погибшей дочери, — хотя, судя по возрасту, уже внучке — сидит староста и ещё несколько незнакомых до селе людей: последние пришли убедиться в том, что всё кончено. Лишь одно заставляет бояться, нервно озираясь в сторону двери да временами стуча по окну, — Радан ещё не вернулся, как и Крэм, как и солдаты Инквизиции.

 

Мина делает ещё один глоток бульона, от обилия которого у неё в лучшие времена, очевидно, уже свело бы желудок, продолжая, щурясь, вглядываться в почти непроглядную тьму и молиться Создателю — лишь бы в её поле зрения появились фигуры в зелёном — ну не правда же их набирают по объявлению?! — или хотя бы их тени. Полчаса, ещё… время течёт отвратительно медленно. Мине кажется, что прошла вся ночь, но на самом деле луна всё так же ярко пылает, обходя горизонт, а тропы продолжает освещать лишь зеленеющая вдалеке Брешь да созвездия. Волшебница прикусывает губу, вместо того, чтобы ходить прямо с чашкой в одной руке и блином — в другой по просторной комнате. Она чувствует вернувшуюся к ней силу, как и желание пойти следом за отрядом, — на спасение отряда — подбив на то же Старосту. О том, что её магия не стоит даже десятка хороших солдат и она просто обречёт себя на верную смерть, потому её вероятнее всего остановят, Мина даже не задумывается.

 

Кажется проходит целая вечность, прежде чем на горизонте действительно показываются тени. Сначала расплывчатые — не отличить от оборотней, но потом их становится всё больше и больше, а на каждом из гамбезонов начинает виднеться символика с пылающим — хотя всё-таки куда больше он похож на волосатый — глазом Инквизиции. Мина тут же вскакивает, босыми ногами топая по холодному полу аж до входной двери, и распахивает её со всей силы, принимая на себя и злополучный плед удар за ударом порывов ледяного воздуха.

 

- Радан! Крэм! Вы вернулись!

 

Она порывается побежать к ним навстречу, чтобы каждого из обнять, как вдруг понимает — от её рвения обуви на ногах не прибавится, потому просто стоит в дверях, радостно улыбаясь, ожидая, чтобы поймать и обнять каждого по факту пришествия.

 

- Да, их оказалось не так много, а маг — не слишком силён. Пусть он и пытался подчинить меня своей богомерзкой магией.
- Так все живы?
- Да.

 

Мина не сдерживается, прижимаясь к грязным и полным крови доспехам храмовника. Ей всё равно, в достаточной мере, протесты — не принимаются.

 

- Прекрасно! А теперь вперёд мыть руки и пить чай. Тут ещё остались блины. Кажется.
- Мина… - она оборачивается, в этот раз говорит Крэм, всё такой же весёлый, пусть и слегка помятый «оборотнями». - Так ты пойдёшь в Инквизицию?
- Не знаю. Наверное… Как помогу этой деревне. А потом ещё парочке. И если туда пойдёт Белка, она мне нравится.
- Видишь, она неисправима, Радан. С тебя золотой.
- Мы не спорили.

 

Крэм усмехается лишь, на что храмовник пожимает плечами. Им всем действительно нужно отмыться и отдохнуть. А Мине — ещё и сподобиться, чтобы в награду дали не денег или еды, а новые сапоги и прочную мантию. Она не знает, остались ли вещи дочери у старосты и отдаст ли он их, но… почему бы не попытать счастья? В конце концов, куда бы она не решила пойти, будь то очередная деревня, город или действительно Инквизиция, переход будет долгим. Так где же ещё, как не здесь, ей столь несказанно обломится?

[Morin 241]

Слабый порыв ветра дул в сторону собравшихся в небольшую группу силуэтов, будто охраняющих в центре маленькую фигуру. Если бы бил сильный снегопад в глаза или закрывало полотно тумана, девушке могла привидеться любая картинка в голове: от причудливо выросших деревьев до культистов, поклоняющихся небольшой статуи божка. Только сей божок перекатился бы и вытянулся при них в высоту. К большой радости, если уместно испытывать таковую на поле сражения, лучница не слепла и прекрасно знала, к кому направляется, активно перебирая ногами и попадая подошвой в проталины - последствия сотворенного колдовства. 

Левый сапог прохудился в одном месте и теперь активно пропускал влагу - неизбежная плата за быстрые манипуляции с весом человеческого тела и попытками взгромождения на шершавые и сучистые деревья. Пустяковая деталь на фоне обугленных тел, запаха шкур и кожи. 

В сторону воздействия шея отказывалась поворачивать голову, поэтому с предательским любопытством и фантазией она представляла, что могла бы увидеть, но тут же пожалела об этом. А влаги в сапоге не убавлялось, отчего пальцы теряли чувствительность к материалу внутренней отделки, начиная неприятно покалывать по всей поверхности стопы. Им бы сейчас по теплому полу возле печи пройтись и в воде горячей отогреться. Да и не только пальцам… 

Встает рядом с эльфом почти одновременно с молодым мужчиной, протягивающим собравшимся нечто, переворачивающее представление об этих лесах. 

Страшно неуютно в момент осознания, что борешься не с силами природы, но с силами человеческой жестокости. Поступки людей не всегда оправдывали свое происхождение. Люди алчны, жестоки и глупы. Они вторгаются в порядок вещей и развращают все вокруг, меняя для себя и под себя. Одна из догм выживания человеческого рода - добрососедство. Постоянно нарушаемая и стертая из памяти сотнями войн и интриг ради благ эта истина третируется большинством намеренно, порождая еще более печальные явления. Из-за них рождаются те, для кого чужая жизнь - инструмент, что порождает гораздо более страшное чудовище. 

Люди… нет, лишь слово по отношению к ним, ибо истинное лицо выточено из шкур зверя и надето на себя. 

Лис, избегавший убийств много лет, ничуть не сожалел об унесенных жизнях, потому что не считал за людей. И сие побоище - вынужденная мера. Не сказать, что эльф становился счастливее, пуская кровь людям, но внутри ощущал приятно пульсирующее и чуть щекочущее нервы чувство, которое сродни эйфории. Может, это явление в эльфийской крови от рождения? 

“Отродье”, - в голове лучницы прозвучало двулично. В понимании многих, их так же можно отнести к этой группе; всех, кто так или иначе связан с воровством, можно отнести туда. В начале своего пути, в первый год после новой жизни, она была согласна с этим. Но только время показало ее неправоту, доказывая через множества встреч и новых знакомств, что себя так называть себя неправильно, а те, кто охотится за жизнями нуждающихся в защите и опеке, - да. 

Тихо смеется с забавного обмена любезностями мага и храмовника, вспоминая собственные споры с наставником по самым разным поводам. 

Оставалось лишь зачистить их убежище и со спокойным - насколько это позволяет собственная совесть и гуманизм - сердцем вернуться в деревню, понадеявшись на полноту принятых мер против нападений на эту местность; надеется, что место бандитов, облаченных в звериные шкуры, не придут настоящие чудовища, против которых такой отряд без потерь не отобьется. А потому, - пусть вера и слабее, чем раньше, - остается только молиться Андрасте и Создателю, чтобы беда обошла стороной и так испуганную деревушку. 

Убивать людей Моринь отчаянно не желала. Да, убитые ценой половины колчана люди покоившиеся под изощренной маскировкой, что оставит больше напоминание об их звериной натуре, нежели человеческой, заслуживали смерти. По законам военного времени подобные преступления караются смертью, но для приговора есть палачи, а она не палач. И не хотела им быть, когда лицо врага известно. Пусть этим займуться наемники и солдаты, а она с эльфом пойдет вместе со старостой и Миной обратно в деревню. Не хотела видеть очередное сражение, не хотела идти по морозу в лес, пробираясь по следам все дальше и дальше от домов, где могла укрыться от холода, не хотела терпеть колющее чувство в пальцах ноги. Но хотела обнять чародейку, крепко прижав к себе, подняться с ней вместе и ради теплого очага преодолеть еще пару сотен шагов до порога таверны. 

Андрасте, действительно, берегла пару разбойников сегодня, в лице старости являя освобождение от необходимости выслеживать пришельцев до их лагеря, в чем Моринь и Лис до этого момента оставались полезными для солдат инквизиции. А теперь их навыки не нужны, поэтому Белка была уверена в том, что вот-вот их отправят домой. Нервно выдохнула горячий воздух, паром вышедший наружу, в момент истины, когда внимание Радана перешло на них. Чуть подрагивая от холода, провоцируемого дефектом в одежде, девушка разогревала свои руки в перчатках и переносила вес на утепленную стопу, молясь мысленно о чуде. Она знала, что умерщвление людей Лису дается легко и непринужденно, поэтому эльф мог пойти дальше. А отпускать его одного лучница не боялась.

Взломщик без раздумий согласился вернуться назад. В его понимании, основная миссия, к которой неугомонная разбойница тянула почти что за руку, закончилась на моменте разоблачения “оборотней”, ведь они шли помочь избавиться от чудовищ, а люди в уговор не входили. 

- Нет, храмовник, мы вернемся в тепло. С людьми вы и так справитесь, а вот отмороженная нога, на которую уже едва наступает моя напарница, может стать самым большим проигрышем для нас. - хмуро посмотрел на позу разбойницы и хмыкнул, - Не думаю, что наше отсутствие что-то изменит, но удачи. 
- Он сейчас нас в Инквизицию, кажется, пригласил, а не на бой с оборотнями, Лис, - встряла в разговор уже достаточно продрогшая Моринь. 
- Ясно, но тогда здесь неподходящее место для этого предложения. Дождемся вас, а там посмотрим, - уже заранее сказав сей идее “нет”, эльф указал девушке на спину. 
Белка терять времени не стала, ловко закинув ноги на талию мужчине, руками обвив его шею. 

 

*** 

 

Ожидание было очень долгим. Судьба солдат инквизиции никак не могла волновать путников, но они все ждали их возвращения. Больше всех за горизонтом, скрываемым снегом и небольшой метелицей, наблюдала чародейка, выглядывая неотрывно знакомые силуэты. Но ворота, через которые они вошли, промерзшие и вымотанные, одиноко продолжали стоять на своем месте. Через какое-то время Моринь переняла настроение Мины и так же прилипла к окнам дома старосты, что приютил их, спасая от тавернской похлебки и сомнительного алкоголя. 

Втягивая такой горячий и по-домашнему вкусный бульон, Белка с нестерпимой тоской вдруг сравнивала его с супом матери в те призрачные и отчаянно желанные времена, когда ее маленькие пятки носили со скоростью урагана по деревянному теплому от затопленной недавно печи полу. Когда от громкого мужского голоса она срывалась со скамьи и бежала к входной двери, прыгая и обнимая за шею своего отца, а после тянула за руку к накрытому столу, где стоял небольшой котелок с пахучим супом, что был похож на этот. Каждый раз воспоминания о доме приносили ей тоску. Со временем девушка начала понимать, что счастливые картины прошлого и не были таковыми вовсе. Они исказились, стали тем самым запретным, что так горько и желанно одновременно. С детством окончательно она попрощалась в начале 41-го года, когда последний раз навестила руины своего дома. Хватит… 

Проверяла свои пальцы на чувствительность, тихонько шевеля ими каждую минуту. Кожа приобрела розоватый оттенок, а пугающая ее душу потерянная чувствительность сменилась на ободряющее покалывание после достаточной неприятной боли от теплой воды. 

Эльф съел радушно предложенное старостой угощение достаточно быстро и занялся промокшим и прохудившемся сапогом, вот уже больше часа манипулируя над дыркой у самой подошвы. Его сосредоточенное и полное дум лицо не изменилось даже после радостных возгласов Мины, оповещающих весь дом о возвращении героев деревни назад. Живы - это главное, а уж радушный прием им и так обеспечат без него. 

Разглядывая безумно уставшие лица воинов и виновников внезапно проявившейся активности у милой чародейки, Моринь почувствовала большое облегчение от вида потрепанных в бою мужчин. Она продолжала тихо сидеть на лавочке, с довольно ленивой улыбкой встречая любые взгляды, что опускались на нее. Ей больше хотелось спать, чем обнимать и радостно встречать посланников инквизиции, как бы сильно она не была им рада сейчас, понимая благополучный исход для всех собравшихся в этом доме людей. 

- А? Я? Мина, мы …
- Да что ты постоянно всем нравишься, Белка? - тихо засмеялся эльф, ставя ее сапог у печи, где сушилась другая одежда путников, - Это уже похоже на колдовство. 
- Далеко не всем! И я не закончила! Мина, мы и так шли в Скайхолд, поэтому будем рады составить тебе компанию, - засияла вдруг девушка. 
- А меня никто не спросит?
- Нет.